Не пить - беда. Не есть - еще сложнее,
Но если не хватает Вам чернил,-
Вот это будет дело поважнее.
Я многие стихи так схоронил.
Царапал их ногтями на обоях,
Слюной пытался развести в пыли.
Стихи поиздевались надо мною,
И как - то незаметно все ушли.
Я накупил чернил, бумаг и перьев,
И ручек девяносто восемь тыщ.
Стихи мои ко мне стучались в двери
И молча уходили: "Эх, малыш..."
Терпел я всё: невзгоды и волненья,
И окна перестал я закрывать.
Они же залетали на мгновенье
И снова изчезали лет на пять.
Я стал читать толстенные романы.
Их образы подмигивали мне
И говорили:"Эх, не в том ты, странный
Всю правду ищешь. Истина - в вине!"
И я стал пить: несильно, без азарта -
Всё ровно так, как мне сказали те.
И только Бродский просипел:"Дурак ты!
Я уверяю: дело - в красоте.
Ещё в недоедании, но реже -
Совсем себя загубишь, идиот."
И понял я, что мысль вот эта режет,
Но только в ней вся истина живет.
Налил чайку однажды я к рассвету,
Поставил чашки на дубовый стол:
Одну - себе, другую же - поэту.
Открылась дверь и тут же он вошел.
Я обомлел, признаюсь, не на шутку
И к стопке потянулся. Он:"Ну, брось...
Мне на тебя смотреть довольно жутко,
А я твой главный, между прочим, гость."
И подмигнул, как - будто был мне братом,
Но тут же сразу к делу приступил:
"В твоих стишочках правды маловато -
Вот точно не живёшь здесь и не жил.
Я сравнивать с собой тебя не стану,
Но сказки не нужны, ах, вот ты дрянь!
Начни, дружочек, с площади Восстанья.
На ней всё чисто? Так пиши про срань!
Я всё же выпью твоего чаёчку,
А, может, и конфеткой закушу.
Но лишь одно: когда поставишь точку, -
Мне покажи, всей милостью прошу."
Я стал писать. Я ручку грыз предолго,
Потом в меня вселились: кровь - любовь,
Какая - то в колдобинах дорога
И, почему - то, спелая морковь.
Когда я прочитал ему творенье,
Он хохотал, не закрывая рта.
Я обозлился: "Тут не представленье!"
Он посерьёзнел:"И не красота..."
Он мне сказал: :"Не будь за смех в обиде.
Я ведь не просто так к тебе пришёл.
Ты портсигар,случайно, мой не видел?
В карманах шаришь... Эх, нехорошо...
С каких ты пор заглядываешь в вещи?
За это, впрочем, позже пожурю.
Ломай границы, реще, реще, реще!!!
Ты понял ведь, о чём я говорю?"
Мы долго с ним вот так вот просидели:
Иосиф чай пил, я стихи глотал.
Я понял лишь потом: на самом деле
Он слишком много мне тогда сказал.
И Бродский, чай допив, сказал:"Надеюсь...."
По голове похлопал и пропал.
И чувствую теперь я слов всю прелесть
И грозных фраз волнующий накал.