За новой иностранной рамою
Гнилой скрывается фасад.
Мне не простят любви к Абрамову,
К Белову – тоже не простят!
И к Балашову убиенному,
Чей лик на сердце у меня.
За этой рамою отменною
Кипит, клокочет злоба дня.
Там вековечные опоры
Корчуют и ломают вновь,
И низвести желают скоро
Мою к Абрамову любовь!
(Геннадий Сазонов «Корчеватели»)
Увы, простится тяга к слову,
В салате старая морковь,
Простится всё: любовь к Белову,
Ну, и к Абрамову любовь.
Простится всё, что мне приснится.
Приснится же опять свекровь,
Присяжных горестные лица,
Топор под шубою и кровь.
Приснится этот прыщ на коже,
Как классик строгий хмурит бровь,
А я терплю, ведь классик всё же,
И что тут сделаешь – любовь!
А рифма у пера кружится,
Мне к ней тянуться вновь и вновь,
И только чую: не простится
Лишь к ней, затасканной, любовь.