Билась зима до последнего издыхания –
спев ей заутреню за упокой души,
перекрестились наследнички. Завещание,
вскрыв, огласили – и те, кто других нахальнее,
вмиг навострились на верхние этажи.
–
Ишь, уцепились корнями да крепкой хваткою –
даром, что мыкались с осени чёрт-те где:
лезут ростками, побегами, ароматами –
свеже-зелёные, ушлые, бомжеватые
и без царя, разумеется, в голове.
Соки земные кипят, прорастают молодцы,
тащат с собою приятелей и родню.
Тянет ручонки наверх молодая поросль.
Бабки трухляво ворчат: “Ни стыда, ни совести.
Эх, молодёжь! – не вырубишь на корню”
Зельем стихийно расплещутся по окраинам,
стеблями сочно малюя земную грязь;
будут кутить развесёлым цыганским табором –
буйно ворвутся в приволье, цветами-травами,
падая в ярких венках в луговую бязь.