Он взял дуэльный пистолет рукой в перчатке тонкой
И с любопытством произнёс, скрывая боль и грусть:
«Эх, мне бы хоть на пять минут в грядущее, к потомкам…
А вдруг, они мои стихи читают наизусть?».
Он растворился в пустоте мгновенно, без прелюдий,
И очутился через миг среди кабачной мглы.
Он был невыразимо рад – его узнали люди!
Кричали: «Пушкину виват!» и звали за столы:
«А ну, Сергеич, к нам давай – отведай пищи нашей!
Небось, неведомо тебе, какой у чипсов вкус!
А это правда, что Дантес имел твою Наташу?
Ну, ты, Санёк, в натуре, лох – обул тебя француз!
Сергеич, пушку убери – чего ты размахался?
Дуэли кончились – не те сегодня времена.
В текущем веке пацанов не трогают за хамство,
Да и за худшие дела не мочат ни хрена.
Но если силы нет терпеть зарвавшуюся суку,
Не надо вызовы бросать и тратить нервы зря –
На надлежащий счёт внеси условленную сумму,
И исполнитель в нужный час завалит упыря.
Давай, Сергеич, не канючь, не мучай криком глотку.
Измену бабы пережить, конечно, нелегко,
Но лучше сядь, возьми стакан и выпей с нами водки –
Она и крепче, и вкусней смешной «Вдовы Клико».
Сейчас махнем ещё по сто, дойдём до караоке
И на два голоса споём шансон «Горят огни».
Я, помню, в школе проходил про парус одинокий.
Чего? Про парус – не твоё? Да ладно, не гони!
Вот ты живёшь в своём мирке, а смысла никакого –
Не депутат, не бизнесмен, не вор, не генерал.
Ну, написал десяток книг, больших и бестолковых.
Но что же ты не сочинил «Владимирский централ»?
Алё, Сергеич, ты куда? Ушел. Смотри-ка, гордый…
А в общем, Пушкин как пацан не значит ничего:
Рогатый муж, плохой стрелок, лохматый, черномордый,
Да и поэт ни то, ни сё: про парус – не его».
***
Он снова встал на рыхлый снег в лесу у Чёрной речки,
Подняв усталые глаза к белёсым небесам.
Потом сказал: «Прости, Дантес. К чему пустые речи?
Мы сожалели не о том». И застрелился сам.