потопив грустный взор в плеске волн,
плыл рыбак на рассвете сыром
на прибрежный и каменный холм,
что играл при лучах серебром.
он оставил родные края,
обветшалый бревенчатый дом.
и теперь его келья – ладья
да брега, что глядят за буйком.
на ближайший причалив уступ,
он пройдет по камням босиком,
ляжет наземь как высохший труп,
будет слушать движения волн.
а в ночи различит он напев –
соблазнительный голос сирен.
и волна подбежит, зашипев,
да заманит в мучительный плен.
и рыбак вспомнит старый свой дом
и улыбку прекрасной Жозетт;
как текла своя жизнь чередом,
как любимой теперь уж с ним нет.
для нее не сыскал он замен:
оттого на душе все мрачней.
почему ж он не ждет перемен?
почему так нуждается в ней:
в ее теплых и алых губах,
без которых не может уснуть?
он застыл на коленях в мольбах,
чтобы только родную вернуть.
а Жозетт не придет никогда –
ведь с собой унесла ее ночь.
так рыбак все бежит в никуда:
сам себе не способен помочь.
и поднимется он, прохрипев,
доживать свой оставшийся век:
боль потери внутри не стерпев,
продолжая отчаянный бег.
или бездна его поглотит?
или стая голодных сирен?
гладь морская об этом молчит,
как и ветер больших перемен...
в одиночестве ищем свой путь,
как в морях тонут наши мечты.
и порой очень сложно вернуть
тех, что были сильнее, чем ты;
тех, кого мы любили всегда,
без которых не хочется жить.
как рыбак все бежим в никуда,
чтобы только от горя не выть.
ищем блеск в отражении вод,
уцепившись за прошлого след.
и порой понимаем «вот-вот»,
а на деле все сходит на нет.
кто-то впрямь опустился на дно,
кто-то странствует множество лет,
не узнав, что ему суждено;
не найдя на вопросы ответ…