Мономахиня
На Афоне разорили
Первый русский монастырь.
И тогда заговорили,
В Византии правит хмырь.
Дальше, больше … понемногу
Стали русских задирать.
То купцам займут дорогу,
То без смысла наорать.
Но когда вдруг на базаре
Знатный росич был убит,
Речь пошла уже о каре,
Кто за этим всем стоит.
А стоял и однозначно
Император Мономах.
Намекал подчас прозрачно:
- «Русь сильна не на словах.
Их варяжские отряды
Поддержали здесь мятеж.
Маниак и Харальд рядом
Бились, общий был рубеж».
Константин жалел, конечно.
Маниак воякой был.
Брал Алеппо скоротечно
И Сицилию добыл.
Да и Харальд вождь известный,
Викинг до мозга костей.
Ярослава друг уместный,
Не лишённый и страстей.
Император потому-то
Иски, вроде как, имел,
Но убить привлечь кого-то
Даже думать не хотел.
А вообще он не злобный,
Маниака уважал.
Харальд был ятник удобный,
Но и тот потом сбежал.
И при нём, при Константине
Христианству дан раскол.
Рим – католики отныне,
Там же папский стал престол.
Византия – православна!
По латыни orthodox.
Русь с ней в этом равноправна.
Жизнь сочла – не парадокс.
Он был набожен чрезмерно,
Рим считал сплошная гниль.
Просто так убить, наверно,
Не его, похоже, стиль.
Хоть и был женат три раза,
Из детей имел лишь дочь.
Как никто, голубоглаза.
Словно ангел, ну точь-в-точь.
Мать Склирена звать Елена
Умерла в расцвете лет.
Что для дочери – измена!
Мать святое, равных нет.
Но росла она в достатке,
Рано стала петь, читать.
Так отцовские задатки
Воплощались быстро в стать.
Как-то вдруг отца спросила:
- «Анна киевская быль?»
Константина поразила …
В голове её не пыль.
- «Ты об Анне где узнала?»
- «Прочитала, вот трактат,
Как она княгиней стала …
А отец её твой брат?
- «Как ты быстро повзрослела,
Ведь тебе немного лет.
Что спросила, это смело …
Здесь у нас секретов нет.
Император византийский
И её родной отец
По родству мне очень близкий,
Прадед мой, большой стервец.
Звать Роман, второй по счёту,
Умер, … вырастешь – поймёшь.
Анна только по расчёту
Вышла замуж, не сотрёшь».
- «А как звали её мужа?»
- «Князь Владимир, был дикарь.
Анна всё-таки всё сдюжа,
Привела его в алтарь».
- «Ой, как это интересно-о-о …
Ты подробней расскажи».
- «Твоей няне всё известно,
Феофано и скажи.
Пусть расскажет, её тема …
Ты скажи, я разрешил.
Ей судачить не проблема
И никто не запретил».
- «А ещё вопросик можно?»
Император уходил …
- «Вот насколько ты дотошна,
Любопытству угодил?
Что ещё спросить хотела?»
Дочь смешно скривила рот.
Прикусив губу, смотрела,
Как отец уйдёт вот-вот.
- «Папа, Русь это далёко?»
- «Ну-у-у …. не рядом, так сказать.
Есть, однако, подоплёка,
В двух словах не рассказать.
Ладно, дочка, будет время,
Да ещё вот подрастёшь,
Расскажу про это племя,
Долго после не уснёшь».
А всего-то ей и было
В это время восемь лет.
Детство ещё не уплыло,
Стало спрашивать ответ.
Кроме няни Феофано
Было много прочих слуг.
Были певчии с сопрано,
Музыканты, … тот же круг.
И конечно педагоги,
Император сам следил,
Чтоб видны были итоги.
Очень многих удалил.
Изучала скрупулёзно
Каллиграфию и счёт.
К языкам вполне серьёзно
Относилась, был расчёт.
К десяти годам умела
Лишь на греческом писать.
Но латинский понимала
И армянский стала знать.
И взрослея, что нормально,
Стала больше понимать.
Попросила, пусть формально,
Ей про Анну рассказать.
Феофано ещё раньше
Говорила ей про всех
Коротенько и без фальши …
Всё сказать ребёнку – грех.
- А сейчас наверно можно
Кое-что и рассказать …» -
Феофано осторожно
Начала, как рассуждать:
- «Род по матери плебейский
Шёл от охловских армян.
А царевной Византийской
Стала, … царь был шибко пьян.
И отец её скончался,
Анна только родилась.
Так что в жизни путь начался
С безотцовщины во власть.
В Византии братья стали
Власть, как надо, утверждать.
Так что Анну, как писали,
Вместе стали опекать.
Правда, были заморочки
С проживанием без благ.
Острова и островочки
С детства помнила, как факт».
- «Её выгнали из дома?» -
На лице стоял испуг.
- «Да! Вина была весома.
Был убит её супруг».
- «А убийца кто? Мать Анны?»
И Мария встала вдруг.
Заходила, как шаманы,
Вдоль стола, … а то вокруг.
Всё лицо вдруг помрачнело
Словно это её мать.
Тёрла уши то и дело
И сказала: «Лягу спать».
С месяц, словно подменили,
Не хотела говорить.
Даже прописи забыли,
Всё, что надо повторить.
Вся учёба шла насмарку,
Константин и тот узрел.
Феофанье, как ремарку:
- «Что случилось? Плод созрел?
Если Анна так смутила,
Значит, стала дочь взрослеть.
Ты всё верно изложила,
Жизнь научит, как смотреть».
И Мария «приостыла»,
Время лечит, так сказать.
Снова к няне: «Я забыла
Продолжение узнать».
Феофано хохот пряча,
Так, что сжало горло, грудь:
- «Ой, хитрюля! Незадача …
Всё запомнишь? Не забудь».
- «Няня! Буду слушать только!
Даже не перебивать».
- «Да ты спрашивай хоть сколько,
Мне же нечего скрывать.
Анна выросла красивой.
Всё при ней; фигура, стать …
Но не значит, что счастливой.
Ей не дали выбирать».
- «Женихи у Анны были?» -
Не смогла всё ж не спросить.
- «Многие с досады выли,
Получив отказ любить.
Принц французского престола
Роберт сватался, но нет.
Говорить даже не стала,
Но отправила привет.
Но зато другая Анна
Через шесть десятков лет
Стала Франции желанна.
Генрих муж, счастливей нет.
Генрих – сын того был принца.
Анна – внучка Анны той.
Принц не стоил и мизинца
Той, княгини золотой.
Сватал Анну Оттон третий,
Он наследник Рима был.
Католичкой быть не «светит»,
Так про брак он и забыл».
Царь Борис – монарх болгарский
Тоже глаз свой положил.
Вроде как поступок царский,
Но вассал у греков был.
Породниться с Византией
Можно только лишь мечтать.
Так покончить с тиранией,
Самому тираном стать.
Не для Анны эти трюки,
А уж братьям-то зачем …
Получил Борис лишь глюки
И вообще ушёл ни с чем».
- «А свои у Анны были?»
- «Ну, а как же! Целый сонм!
Есть, до смерти не забыли,
Всё осталось сладким сном.
Был анфипат и патрикий,
Даже сватался ипат.
Не такой, как те, великий,
Но достаточно богат».
И задумавшись, Мария
Вдруг спросила: «Это блажь?
От внимания эйфория?
Или просто эпатаж …».
- «Я бы так не говорила …
А кого ей удивлять?
Здесь судьба дела творила
И она могла влиять».
Снова пауза повисла,
Предвещая новый взрыв.
Но Мария будто скисла,
Это был уже не срыв.
Для одиннадцатилетней
То, что слышала, - прорыв.
Речь велась не с малолетней,
Хоть вопрос был щекотлив.
Извинившись перед няней,
Она вышла отдохнуть.
Не искала оправданий,
Захотелось чуть вздремнуть.
И ещё почти полгода
К этой теме ни на шаг.
На учёбу стала мода,
Увлеклась писать кондак.
На глазах она взрослела,
Округляться стала грудь.
Из подростка то и дело
Выпирала женщин суть.
Вышла как-то на прогулку
В парк магнолии с отцом.
Пряча хитрую ухмылку,
Вдруг спросила: «Что с лицом?
Почему такой серьёзный?»
Император не смолчал:
- «Разговор был скрупулёзный …»
И на время замолчал.
- «Что сказала Феофано?»
- «Продолжаешь поражать?
Говорит, наверно рано
В тайны рода посвящать».
- «Почему, … не объяснила?»
В тоне слышался упрёк.
Толь обида исходила,
То ли девичий намёк.
- «Я тебя не понимаю!
Что за тайны? В чём секрет?
Ждёте, когда осознаю?
Через десять? … Двадцать лет?
Если Анна так красива,
Если куча женихов,
Почему так терпелива,
Отвергая всех без слов.
Русь за что облюбовала?
Сам сказал, что князь дикарь.
Что её там взволновало?
Объясни мне, государь».
Посмотрел на дочь с улыбкой.
- «Ох, как времечко бежит» -
Так подумал: «Нет не хлипкой
Стала дочь, а нрав таит».
Молча, так и шли по парку,
Дочь вдыхала аромат.
Константин же, как подарку,
Рад был встрече. Это клад.
Подошли к беседке, … сели,
Так хотелось помолчать …
В кроне завязи белели,
Низвергая благодать.
И Мария не спешила
Константана утомлять.
Что он с ней, она ценила,
Так хотелось бы обнять.
Посидеть, обнявшись молча,
Помечтать, … он мой отец.
И принцессы бы не корча,
Помнить – он творец и жрец.
После долгого молчания
Константин заговорил:
- «Анна – символ испытания,
Бог её благословил.
Император был бездетный,
Брат Василий, старший брат.
Константин, хоть незаметный,
Тоже только был женат.
И возникло опасение -
Род прервётся, а тогда
Анне будет предпочтение
Стать царицей навсегда.
Обошлось, … и сын родился,
Михаил, он мой отец.
Род опять восстановился,
Пожалел нас всех Творец».
Сделал паузу и снова:
- «Время стало уходить,
Уходила жизнь, медова …
Кто решит, как дальше быть?
И Господь решил, похоже,
Русь вмешалась в её жизнь.
Херсонес был взят, негоже
Нам возьми и откажись.
Начались переговоры …
Князь Владимир речь ведёт,
Мол, у вас, есть разговоры,
Девка вот-вот пропадёт.
Отдаёте её в жёны,
Я верну Корсунь назад.
Нет. Тогда вы обречёны
Получить другой расклад.
Вот тогда Василий к Анне …
Всё, как есть, ей доложил.
О Владимире – тиране,
Жизнь в язычестве прожил.
Сам святейшество Антоний,
Византийский патриарх,
Дал совет, быть без ироний,
Помнить, кто у них монарх.
Бог Перун у них там главный.
Это идол, а не Бог.
Анне выпал жребий славный -
Русь с Христом, как эпилог.
Стала Анна так княгиней …
Без любви, она не в счёт.
Христианство, как святыней,
В Русь пошло и весь расчёт».
- «Значит, Анна стала жертвой?» -
Голос даже задрожал.
С интонацией чуть нервной,
Но отец не возражал.
Делал вид невозмутимый,
Сам же молча, наблюдал.
Дочь была ещё ранимой,
Но ход мыслей угадал.
Он не стал вникать в детали,
Объяснять ей, что да как.
И Марию факт морали
Оправдал и Анны брак.
- «Я винюсь! … Она не жертва.
Героине жить в веках!
Русь была не для блаженства,
Чтоб Христос там жил в сердцах».
Вдруг улыбка озарила
Её милый, светлый лик.
И всю горечь растопила
Здесь же в парке в тот же миг.
С тех пор Русь не вспоминали,
Жизнь вошла в нормальный ритм.
Вновь кодак, став вне печали,
Восхитил капризный Рим.
А Мария хорошела.
От неё лазурных глаз
Не одна душа шалела
И лишалась сна подчас.
Цвета зрелого каштана,
Как из шёлка прядь волос,
Ниспадала с плеч вдоль стана,
Словно диво родилось.
Разговор такой певучий,
Как рожок ласкает слух.
В то же время сердцу жгучий
Перехватывает дух.
И в шестнадцать лет от роду
Она много стала знать.
Часто бегала к народу
И могла всегда сказать.
Знали, что она принцесса,
Не скрывали к ней любовь.
Даже малого эксцесса
Не случалось вновь и вновь.
Вот такой расцвёл цветочек.
Он украсил весь дворец.
Словно нежный ангелочек
Обхождению образец.
Но случилась незадача,
Кто-то росича убил.
На базаре, зло не пряча,
Словно демон разбудил.
Доложили Константину …
Знал, что трения с Русью есть.
Приказал: «Найти скотину,
Он толкает Русь на месть».
Срочно собран консисторий.
Главный квестор Ксифилин
Объявил: «Был мораторий!
Кто ромеев властелин?
Воевать сегодня с Русью
После наших передряг …
Говорю вам это с грустью,
Хочет неуч и маньяк».
Константин поднялся с трона:
- «Есть пример, довольно свеж,
Их отряд в обход закона
Поддержал этот мятеж.
Харальд был взят в плен, однако,
Дерзко, с вызовом бежал.
Русь на нас глядит двояко …
Я конфликт не поддержал.
Приказал найти убийцу
И прилюдно покарать.
Не пристало византийцу
Сразу в панику впадать».
Встал Лихуд, он квестор тоже:
- «Надо в Киев сообщить.
Воевать – себе дороже,
Наше мнение приобщить.
Ярослав у них разумный,
Я считаю, что поймёт.
Не пойдёт на шаг бездумный,
Мудрым его люд зовёт».
- «А вот я б не торопился» -
Встал вдруг Пселл – ближайший друг:
- «Ты чего так удивился?
Посмотри на мир вокруг.
Все мятежники в Содоме.
Харальд скрылся? Ну и пусть.
Викинг этот точно в коме,
Ярослава эта грусть.
У него свои заботы.
Ну, а если и пойдёт …
Твой флот, сколько без работы?
Вот работу и найдёт.
Сельджуков начни бояться,
Вот откуда зло идёт.
Русь не стоит опасаться,
Выход правильный найдёт.
А сказать наверно надо.
Не просить, не умолять …
Дать понять, … судов армада,
Стоит ли им флот терять».
Консисторием решили,
Пусть посол всё объяснит.
Извиниться предложили,
Так, мол, дело обстоит.
В тот же день у Ярослава
Тоже собран был совет.
Разговор другой: «Расправа!»
Чаще слышалось в ответ.
Князь собрал сынов, кто ближе,
Обстановку доложил:
- «Дело больше здесь в престиже,
А не в том, кто заслужил».
Тут Владимир возмутился,
Он был самый старший сын:
- «Наш купец уже взмолился,
Подать – туши осетрин.
Каждодневные поборы,
Стало нечем торговать.
Бьют ночами, крохоборы.
А теперь вон … убивать?»
- «Ты напрасно кипятишься» -
Всеволод не поддержал:
- «Ты рассказами страшишься,
Лучше бы гонца послал.
Может просто драка вышла.
Что? У нас подобных нет?»
- «Рассуждаешь, как мальчишка …
Кстати, сколько тебе лет?»
Изяслав к ним подключился:
- «А Владимир всё же прав.
Туров, где я приобщился,
Не простил бы их «забав».
А ты, Всеволод, послушай
О чём старшие твердят.
Ешь сметанку, кашку кушай,
Слушай, что там говорят».
Ярослав аж рассмеялся:
- «Это разве разговор?
Ты чего так разорялся?
Молодой – не приговор!
Так судить, то вы все стадо.
Кто всех должен погонять …
Я отец, скажу, как надо,
Ваше дело исполнять.
Я собрал для разговора,
Вас послушать, обсудить.
Не хочу я слышать спора,
Да и всем не угодить.
Вся компания затихла,
Каждый думал о своём.
Даже улица притихла …
Вечер был, начали днём.
- «Мир с ромеями, я помню,
Заключил дед Святослав.
И с тех пор живём, напомню,
Слава Богу, без расправ.
Даже маленькие стычки
Пресекались здесь и там.
Мог бы к чёрту на кулички
Быть отправлен всякий хам.
Ты-то как там оказался?» -
Князь вдруг Харальда спросил:
- «Заработать размечтался …
Заработал? Гонор сбил?»
Снова Всеволод вмешался:
- «Он же в Каструме сидел.
Повезло, что жив остался,
Даже малость похудел».
- «Ты же Русь подставил чётко!» -
Снова князь, теперь всерьёз:
- «Это всё моя наводка,
Так считают. Я им пёс.
Взбунтовался Маниака …
Он за это получил.
Это внутренняя драка.
Кто тебя-то научил?
Так! Сейчас все разойдёмся.
Надо думать, чтоб решить.
Но пока не расстаёмся,
Чем-то надо завершить».
Ярослав всю ночь мотался,
Сам не спал, не дал другим.
Засыпал и просыпался …
- «Будет дело не благим». -
Так шептал он засыпая,
Ингигерду напугал.
- «Занемог?» - того не зная,
Что во сне себя ругал.
Утром вновь собрал всех вместе:
- «Так что будем выступать!
Дело вовсе не в протесте,
Не к лицу нам отступать.
Князь Владимир будет главный.
Вижу я – глаза горят.
С ним Вышата в ранге равный
И Харальд, его отряд.
Чтоб ладьи шли, как команда,
Их возглавит Иоанн.
Воевода – сноп таланта,
Он не клюнет на обман.
Вам придётся повстречаться
С византийцем Кековмен.
Его стоит опасаться,
Он на море феномен.
Откровенно, не хотел я
Перебранку начинать.
Не лежит душа, … не время …
Мир предложат? Мир признать».
Через месяц состоялся
Выход всех ладей и войск.
Так вот буднично начался
Этот выход без геройств.
Днепр прошли благополучно,
Море Чёрное, Босфор.
Только чайки неразлучно
Были с ними, как дозор.
А тем временем в столицу
Прибыл всё-таки посол.
И надежду, пусть крупицу,
Он привёз и не был зол.
Добродушно извинился,
Император так просил.
Князь, нахмурившись, простился
И сказал: «Я упустил!»
Константин не собирался
Быть отвергнутым и он
Теперь войско дожидался,
Нанести ему урон.
Стали в бухте Пропонтиды,
Лишь пройдя через Босфор.
Моря Мраморного виды
Завораживали взор.
Вся столица Византии
Словно сказочный объект.
Купола Святой Софии
Лишь усилили эффект.
Император снова первый
Предложил поговорить.
Знал, что это способ верный
Глупость вновь не сотворить.
А когда узнал, что главный
В русском войске, князя сын,
Да к тому же своенравный …
Вот суть княжеских седин.
Ярослав был против стычки,
Константин это понял.
Сын пошёл познать привычки,
Чтобы вес свой приподнял.
Предложение о мире
Князь Владимир всё ж принял,
Но условие пошире …
Царь не сразу и понял.
По три литры запросили
За всяк воина, что есть.
В кило золота ценили
Всех в отдельность, как есть.
Константин не согласился,
Посчитав это грабёж.
Даже малость огорчился:
- «Умереть здесь невтерпёж?»
После первой же атаки
Треть ладей пошло ко дну.
Мол, понять дал забияке:
- «Уходи, … а то сомну!»
Ночью в море шторм начался,
Перешедший в ураган.
Византийский флот спасался
В тихой гавани мирян.
Русский флот разбит о скалы,
Жуткий ветер не щадил.
Крик о помощи, сигналы …
Всё смешалось, свет не мил.
В этой страшной круговерти
Флот практически погиб.
Мало кто ушёл от смерти …
Вот такой судьбы изгиб.
Кто-то морем уходили
На оставшихся ладьях.
А Вышату, как забыли,
Шли пешком в чужих краях.
Возле Варны в плен попали,
Дом родной, не увидав.
Ослепили всех, чтоб знали
Это щит их от расправ.
Так закончилась бесславно
Эта выходка, как грех.
Стал хиреть Владимир плавно,
Он и умер раньше всех.
Мир конечно подписали.
Все, кто жив, пришли назад.
И Вышата, чтоб все знали,
Прибыл зрячий без наград.
Константин не восторгался,
Не устраивал балов.
Чаще к мыслям возвращался
Продолжения родов.
Понимал, что Мономахи,
Что по-гречески «борец»,
Покидают мир, как птахи,
Когда чувствуют конец.
Без наследника, однако,
Он решил продолжить род.
Пусть воспримется двояко,
У него был свой подход.
А имел в виду Марию.
Был отличный вариант.
Сделать с дочки Панагию,
Чтобы знал любой педант.
И однажды, … день был тёплый,
Пригласил Марию в парк.
Вид магнолий в меру блёклый
Был в какой-то мере знак.
- «У тебя ко мне есть дело?» -
Как тогда, спросила в лоб.
- «Так спросить, бесспорно, смело.
Просто так гуляет сноб?
У меня есть предложение,
В той в беседке посидим?
Я приму все возражения,
Заодно поговорим».
Улыбнулся, когда сели:
- «Не люблю пустых транжир …
Вот такое мы не ели
И подал сухой инжир».
- «Папа, что это такое?»
- «Грек мой с Таврии привёз,
Так что жуй пока нас двое». -
Говорил вполне всерьёз.
- «Разговор к тебе серьёзный,
Вот за этим и позвал.
Он не слёзный, не курьёзный …
Голос сердца подсказал.
Будь внимательна, всё слушай,
Без нужды мысль не сбивать.
А инжир полезный, … кушай.
И … принялся хохотать.
И Мария с ним впокатку.
Необычен был отец.
Представлял всегда загадку
И открылся, наконец.
Успокоившись от смеха,
Константин начал вещать:
- «Что скажу, всего лишь веха,
От судьбы не убежать.
Македонский род наш древний,
Взлёт его девятый век.
Ситуации плачевней
Не припомнит даже грек.
А династию на троне
Нам Василий основал.
От царей армян, их лоне,
Власть свою обосновал.
Александр Македонский -
Самый древний предок наш.
Мир ассиро-вавилонский,
Вот исток и наш багаж.
Говорю тебе всё это,
Чтобы знала, кто ты есть.
Что История не где-то,
А в тебе и это честь.
Вклад в создание Византии
Просто же неоценим.
Воссоздав патриархию,
Трон наш стал несокрушим.
Даже имя для столицы
Дал мой предок Константин.
Здесь в Софии их гробницы,
Много их, не он один.
Род, как древо у платана
Было крепким и густым.
Смена шла без балагана,
Кесарь свой был, родовым.
Продолжалось это долго,
Двести лет без споров, ссор.
Не смотрели в лица волком,
Но пришёл и к нам раздор.
А пошёл разлад с Романа,
Это Анны был отец.
Женолюбца и гурмана …
Был до баб, как жеребец.
Вот тогда-то Феофано -
Анны мать, я говорил,
Привела на трон болвана,
Фока власть вдруг получил.
Нить грозила оборваться,
Династическая нить.
С Фокой ей пришлось расстаться,
Как с Романом, «сократить».
Новый отчим был хитрее,
Он не стал развязки ждать.
Феофано поскорее
Сплавил с Анной – «отдыхать».
Я тебе уже об этом,
Если помнишь, говорил,
Как Василий знойным летом
Статус-кво восстановил.
И с тех пор три поколения
Сохраняли трон и власть.
Были мелкие волнения -
Не причина, чтоб упасть.
А на мне, увы, заминка.
Нет наследника, хоть режь!
Ты одна моя кровинка,
Вот такая вышла брешь.
Получилось, что я крайний
И на мне мой род зачах.
Византии путь бескрайний,
Но без рода Мономах.
Старый я, всему есть время,
О тебе душа болит.
Не потянешь это бремя,
Не дадут, вопрос избит.
Нас заменят Пафлагоны,
Лакалины могут стать.
Две династии знакомы,
Смогут взять не только власть».
- «Как ответить … я не знаю.
Это, как холодный душ.
Я кому-то здесь мешаю?»
Встав, вздохнула: «Что за чушь …»
- «Нет, Мария, всё серьёзно,
Предстоит борьба за власть.
Не пройдёт это бесслёзно,
Может жизнь придётся класть.
Ты наследник по закону,
Сможешь даже сесть на трон
И держать там оборону …
Не пойдут те на поклон.
Был бы брат, хоть малолетний,
Регент – стал бы твой удел.
Так что будь здесь неприметней
И не жди себе надел».
- «И какой же выход, папа?
У тебя есть вариант?
Не похож ты на сатрапа …».
- «Мыслить умно, твой талант.
Есть у нас пример подобный,
Вспомни Анну, её жизнь …
И момент очень удобный,
Интересы вдруг сошлись».
- «Хочешь с Русью породниться?
Ты же с ними воевал!
Или так вот примириться?
Сделку ты согласовал?»
- «Ну, во-первых, я старался
Разногласия погасить.
Там посол мой извинялся
И пытался убедить,
Что базарные разборки -
Жалкий повод воевать.
Но все наши отговорки
Не желали понимать.
Ярослав был против, кстати,
Настоял же старший сын.
Он был главный в русской рати
И познал красу пучин.
Буря всех их разметала,
То есть нам Господь помог.
И победа та не стала
Для меня, как эпилог.
А Владимир враз сломался,
Всё пошло наперекос.
Вскоре тихо и скончался,
Так Господь закрыл вопрос».
- «Папа, может ещё рано?
Мне ж всего семнадцать лет.
Это принято у хана
Малолеток брать. Что нет?»
- «Очень верно рассудила,
Пафлагоны без проблем …
Власть возьмут, придёт их сила,
Отдадут тебя в гарем.
Тогрул-бек, султан сельджукский
Спит и видит нас прибрать.
Ближе нам по вере русский,
Русь нельзя завоевать».
- «Я же их совсем не знаю …
Говорил, что князь дикарь?»
- «Князь Владимир, так считаю,
Был язычник и главарь.
А вот муж твой, в это верю,
Он Владимиру лишь внук.
Нашей веры, так что вверю
Дочь свою без слёз и мук».
- «А моё согласие надо?»
- «Есть желание возразить?»
- «Кто он? Может тоже чадо …»
- «Вы изволите шутить?»
Константин заулыбался:
- «Сыновьями князь богат.
Шесть сынов! Один скончался,
Остальные нарасхват.
Правда, двое старших в браке,
Изяслав и Святослав.
Остальные в самом смаке,
Красоты и силы сплав».
- «Ну и кто из них приличней?
Ты б кого в зятья хотел?»
- «Всеволод мне симпатичней,
Он решителен и смел.
Был противник нашей ссоры,
Призывал не воевать.
Мне посол про их раздоры
Рассказал, не мог он врать.
Говорят, что он культурный,
Знает греческий, латынь …
Образованный и умный.
Чтит Христа! Вот так. Аминь!
Я хочу увидеть внука,
Пусть он будет Мономах.
Это будет и порука
За наш род и предков прах».
- «Если так, то я согласна
Русь нам ближе, это так».
- «Как страна, она прекрасна,
Это вовсе не пустяк».
Через месяц к Ярославу
Прибыл целый караван.
С Византии всю ораву
Принял князь, как парижан.
Как когда-то из Парижа
Тех сватов ошеломил.
И сейчас из-за престижа
Он по-русски стол накрыл.
Зачитали обращение!
Император Константин
Только ради примирения
Дочь предъявит для смотрин.
Тут же Всеволод вмешался:
- «Русь здесь всё же, а не торг.
Я Марией восхищался,
Лишь заочно, мне укор.
Вам, кто есть здесь, заявляю,
Без смотрин на ней женюсь.
И другую не желаю …
Ошибиться не боюсь».
И ещё прошли недели …
Весь Подол её встречал.
Чтобы все узреть успели,
Был запружен весь причал.
Только Всеволод поднялся
На ладью и был сражён.
У него язык отнялся,
Он был, как заворожён.
Красота Марии стала
Эталонной много лет.
Так что всё, о чём мечтала,
Русь дала, секрета нет.