В его измученной душе
смиренно тлел огарок жизни...
Не волновался о себе,
лишь о стихах страдали мысли.
Не замечая ничего,
он озабочен был печалью.
Строки сердечное тепло
давно подверглось наказанью.
Но он писал...в кромешной тьме,
при ясном солнце у берёзы,
прикладывал листок к сосне,
и падал в снежные заносы.
Дружил с игривым огоньком,
ходил на бал в природной зале.
И, обнимаясь, с ветерком
в густой траве с улыбкой спали.
Под ритмы летнего дождя
рождались лунные сонаты,
Под нежный голос соловья
спускались с облака закаты.
Краюху хлеба пополам
с дворовой разделив собакой,
Читал он мудрость по глазам,
тески давили под рубахой.
Умел обиду понимать,
прощая злобные насмешки.
Родная так учила мать:
"Прими душевные издержки."
И не пугала нищета,
богатство мысли восхищало...
Он понимал колокола...
русалку слушал у причала.
Была заветная мечта -
во славу родины издаться...
Шипят редактора уста:
"Не будет это продаваться."
Как очерствел безумный мир...
влиянию поддался денег.
Возможен для богатых пир...
для простаков - поганый веник.
И он ушёл в далёкий путь...
нашёл свою тропу к Парнасу.
И лишь потом людская суть,
скорбя, заметила утрату.
И задрожали на устах
его непризнанные строки.
И отражались в голосах
души прославленные звуки.
" Над летней реченькой туман
пушистыми стоит стогами," -
Он нежно-ласково сказал
и полетел бродить с ветрами.