Он говорил, что он и есть весна,
Мол, эта штука - лишь мужского рода,
Что без пинка, крепленого вина
И крепких слов не отогреть природу.
Он клялся в том, что только им одним
Живут сады, мечты и кривотолки,
Что дни считают до свиданья с ним
И пастухи, и пастбища, и волки.
Он уверял: "Нет в женщине души,
Заточенной на подвиги и славу!
Не бабе - мне придется льды крушить,
Чтоб запустить процессы ледосплава!
Немало нынче выпало снегов,
Но я сильней звериных вьюг и злее!"
И двор смотрел с восторгом на него,
И понимал, что скоро потеплеет.
Он был с приветом, этот дворник-грек,
Давно примерзший к прозвищу Небаба.
Он сыпал соль горстями в стылый снег
И был весной дворового масштаба.