Неподвижно текущий, чёткий,
древовидный на тёмно-синем,
контур полон заливкой чёрной,
непроглядной ночною силой.
Есть вино и банка оливок,
сыр, кусок лаваша в придачу,
вечер, до контрастов охочий,
плеск воды. И ещё, на сдачу,
шепот слов, которые слышишь,
будто где-то мышь шебуршит;
на подушечках нежных пальцев
пыль бумажная остаётся,
и «Варяг» опять не сдаётся,
и японцам, конечно – шиш,
и под Солнцем мы все – японцы.
Растворяются контуры, нет ответа,
ветер гонит низкие облака,
и река серебрится Луною полной.
И сидишь, глядишь на них, и не помнишь,
как ты дожил до сорока.