Евгению Евтушенко
Всей сутью исключив овальность
и к ней не прибегая впредь,
не всем великим удавалось
своею смертью умереть.
А он от венчика до донца
в тревогах чашу осушил.
Он взял, что мог, от жизни солнца,
не осветив своей души.
Он для себя себя придумал
и сам себя сыграл для всех.
А так бы жизнь была угрюма.
А так бы не пришёл успех.
Предвидевший разумность риска
и им бравируя слегка,
он соколом и волком рыскал,
ощупав лес и облака.
Ему начертано метаться
туда-сюда, и вниз,
и вверх...
Искусство выше депутатства,
но в жизни слишком много вех.
Он был загруженным и праздным.
Доверившись ветрам любым,
он мог быть совершенно разным
и был по-разному любим.
На шаг от драмы до комедий,
он жил, не чувствуя удил.
Он женщин красоту отметил
и ни одну не пропустил.
Им часто управляло тело,
а дерзость влезла до костей.
Как ни трудился, что ни делал,
он не избыл своих страстей.
Он был и оставался грешен
и, каясь, шёл грешить опять.
Он женских прелестей черешен
не смог бы не поцеловать.
От суеты изнемогая,
он уходил от суеты.
И снова женщина другая
ломала планы и мечты.
Свою раздвоенность умерив,
лаская свет, бичуя тьму,
он жить на собственном примере
не завещал бы никому.
Он так и жил всегда на грани,
но мягок был водораздел.
Сознательно кого-то ранить
он даже в мыслях не хотел.
Он бил, чтоб тут же повиниться.
И в жизни пожалел не раз.
Искал себя он за границей,
с оплатой нищим не смирясь.
Он так любил свою Россию,
но жить хотел и там, и здесь...
Не потянул он на мессию,
но что-то в нём от Бога есть.