Умер шестидесятник, поэзия осиротела.
Примет помпезно его усопшее тело
Родина, упокоив рядом с поэтикой Мандельштама.
А, чтобы, вдруг, не занесло вредоносного штамма
Вольно-мыслия и свободо-думства,
Обработают тело пенициллином и Дустом.
Мало ли, вдруг что-нибудь приключится,
Все-таки двадцать пять за границей
Прожито лет.
Россия извне воспринимается в некоей мгле,
Если пристальнее в нее вглядеться,
Спросите об этом Уэллса Герберта,
А, впрочем, он безнадежный фантаст,
Ломаного никто и гроша не даст
За его бредовые россказни (к сердцу не принимайте близко),
Понятно же, кто он - агент мирового империализма.
Но вернемся к событиям, от которых становится грустно.
Свято место вряд ли останется пусто,
Мало ли на Руси мастеров искусных,
Которые живота своего не жалея,
За поэзию русскую откровенно душой болеют.
Жаль, что Родина не болеет за них нисколько.
Оплакивает и только.