Баллада о пароходах

   

Грезить ли им, пароходам, о плавании?
Снятся ль им  вечно – штормящие дали?!
Долгим тропическим зноем оплавленные
Снятся причалы, где всё бы их ждали.

Гнуло б их мачты, штормами трепало бы!
Что же так намертво крепят швартовы?
Спят пароходы – надраены палубы.
Спят, вот и снится – к отплытью готовы!

Снится: не им изоржаветь на рейде,
В рыбью до мачт погружаясь тоску…
Старой калоше – налейте!
Налейте, как моряку!

Пусть им, хоть снится, что с якоря снявшиеся,
К давним причалам они прибывают.
Спят пароходы и снова им снящиеся
Знойные вдаль острова проплывают.

Вспыхнут полотнища зорь над лагунами.
Да не дождаться ремонта и штопки.
Колосниками грузнея чугунными,
Стой на приколе – погашены топки!

Что имена их застывших на рейде
Будут в ночи говорить маяку?!
Старой калоше – налейте!
Налейте, как моряку!

Только не быть им к покою приученными.
Каждой, песком захлебнувшейся, рубке
Снится: прощаются, плачут уключинами,
Трудно скрипят отходящие шлюпки.

Спят пароходы – не жить без романтики!
Здесь их могилы – не в доках портовых!
Спят пароходы; штормящей Атлантике
Отданы ими навеки швартовы.

Спать, на посмертном заржавев на рейде,
Видевшим всё на безбрежном веку.
Старой калоше – налейте!
Налейте, как моряку!


PS   Ни рыбы. Ни птиц. Только горы мусора сопровождали яхту на пути из Мельбурна в Сан-Франциско. Ровно 10 лет назад яхтсмен из Ньюкасла Иван Макфадьен шел тем же курсом из Мельбурна в Осаку. Тогда для успешного улова было достаточно лишь закинуть удочку с наживкой.

Тишина отличала это путешествие от всех предыдущих. Впрочем, некоторые звуки все же доносились. Ветер по-прежнему раздувал паруса и завывал в снастях. Волны все также плескались о стеклопластиковый корпус судна. Раздавались и другие звуки: приглушенный стук и скрипы от ударов корпуса лодки об обломки мусора. Не хватало только криков морских птиц, сопровождавших лодку в предыдущих путешествиях.
Птиц не было, потому что не было рыбы.
 
«За те 28 суток плавания не прошло и дня, чтобы мы не поймали хорошую рыбу, которую затем готовили с рисом на ужин», — вспоминает Макфадьен. В этот же раз за все длительное путешествие улов ограничился лишь двумя рыбинами. Ни рыбы. Ни птиц. Почти никаких признаков жизни.

«С годами я привык к птицам, их крикам, — признается он. — Они обычно сопровождали лодку, иногда садясь на мачту перед тем, как снова взмыть в небо. Стаи, кружившие вдалеке над поверхностью моря и охотившиеся за сардинами, были повседневным зрелищем».

Однако в марте и апреле этого года его лодку, Funnel Web, окружали только тишина и опустошение, царившие над призрачным океаном.

К северу от экватора, выше Новой Гвинеи, мореплаватели увидели вдали большое рыболовецкое судно, огибавшее рифы. «Весь день оно сновало с тралом туда-сюда. Корабль был большой, наподобие плавучей базы», — говорит Иван.

Рыбаки обходили с тралом весь риф с утра до ночи, уничтожая все живое на пути.

Макфадьен почувствовал, что в его сердце что-то оборвалось. То судно было лишь одним из бесчисленного количества других, спрятавшихся за горизонтом и совершавших подобную работу. Неудивительно, что море было мертво. Неудивительно, что удочка с наживкой оставалась без улова. Ловить было нечего. Если это кажется угнетающим, дальше — хуже.

Морская черепаха проплывает мимо загрязненных нефтью саргассовых водорослей после взрыва и утечки на платформе Deepwater Horizon
Следующий маршрут путешествия пролегал из Осаки в Сан-Франциско. Почти на всем протяжении плавания к опустошению добавилось чувство омерзительного ужаса и страха: «Когда мы покинули берега Японии, создалось впечатление, будто бы сам океан был лишен жизни.

Мы почти не видели ничего живого. Нам встретился кит, который, казалось, беспомощно кружился на поверхности воды, на его голове было что-то, напоминавшее большую опухоль.

Довольно отвратительное зрелище. За всю мою жизнь я избороздил мили и мили океанского простора. Я привык встречать черепах, дельфинов, акул и большие стаи суетных охотящихся птиц. В этот раз на протяжении 3000 морских миль я не увидел и признака жизни.

Где раньше была жизнь, теперь плавали пугающие груды мусора. Часть из них — последствия цунами, обрушившегося на Японию пару лет назад. Волна захлестнула побережье, подхватила невероятную груду всего и унесла обратно в море. Куда ни глянь, весь этот мусор по-прежнему там.

Гленн, брат Ивана, поднялся на борт на Гавайях, чтобы отправиться в Соединенные Штаты. Его потрясли «несметные тысячи» желтых пластиковых буйков, гигантские паутины из синтетического троса, рыболовной лески и сетей.

Несметные сотни деревянных электрических столбов, выкорчеванных смертоносной волной и влачащих свои провода посреди моря.

«В былые времена в безветренную погоду ты просто заводил мотор, — вспоминает Иван, — но не теперь. Во многих местах мы не могли завести мотор из страха, что это сплетение веревок и проводов намотается на винт. Неслыханная ситуация для открытого моря. А если мы и решались завести мотор, то точно не ночью и только в дневное время, следя за мусором с носа корабля.

К северу от Гавайских островов с носа корабля было хорошо видно сквозь толщу воды. Я разглядел, что обломки и мусор были не только на поверхности, но и в глубине океана. Различной величины: от пластиковых бутылок до обломков размером с большую машину или грузовик. Мы увидели заводскую трубу, возвышающуюся над поверхностью воды. Внизу под водой к ней было прикреплено что-то вроде котла.

Макфадьен обратился к ученым с вопросом: почему бы не потребовать отправить флот для уборки мусора? Но они ответили, что по подсчетам, урон, нанесенный окружающей среде от сжигания топлива на подобной уборке, будет слишком велик.

Проще оставить весь мусор на прежнем месте.