Мне не нужен давно уважительный повод,
чтобы бросив дела, оборвав якоря,
навестить тебя снова, мой парусный город,
каравелла на вилах морского царя.
Я смотрю, как впиваются мачты и шпили
в серый бархат, провисший под тяжестью вод,
я плутаю, мотая соленые мили,
угадать не пытаясь пути наперед.
Я брожу целый вечер по улочкам сонным,
я вдыхаю туман, выдыхая стихи,
раздаю мой улов голубям и влюбленным,
не заботясь о стройности пестрой строки.
Я гляжу в зазеркалья темных каналов,
забывая держаться за рамки перил,
как в то лето, когда я впервые летала,
и стихами со мною мой бог говорил.
Не ищу оправданий рифмованным бредням
там, где бьются стаканы и судьбы людей,
но опять приезжаю трамваем последним
в заповедную гавань надежды моей.
Я гляжу, как качается лунный фонарик
в золотой амальгаме вчерашнего дня,
словно все еще жду, что судьба мне подарит
встречи с кем-то из тех, кто не помнит меня.
Словно все еще верю, что кто-то отыщет
в этом каменном веке серебряный след,
чтоб воздвигнуть алтарь на моем пепелище,
на просоленном поле бесславных побед.
Но, моим одиночеством сытый по горло,
ты меня равнодушно целуешь в уста,
мой судья и свидетель, мой парусный город,
где сто лет, как пустуют святые места.
(Из цикла "Питеромания")