Это был тоталитарный вечер, и это было очень и очень давно...
Мы были тогда без смокингов, в белых рубашках и в алых галстуках.
Пламя костра вылизывало по-собачьи сосновое в сучьях бревно,
И где-то неподалёку играла музыка. Кажется, что-то из Белы Бартока.
Распорядитель вечера суетился вокруг стола.
На столе, сервированном подчёркнуто просто, цвели мотыльки одуванчиков.
Глинтвейн, выплёскивая свой огненный гнев из котла,
Клокотал и бурлил, заполняя собою пустоты гранёных стаканчиков.
Игры в шарады плавно переходили в лёгкое светское буриме.
Хохот дам и глинтвейн развязывали наши галстуки и языки.
На том тоталитарном вечере мы легко позабыли о нашей детской тюрьме
Пионерского лагеря "Юность" в ржавых путах колючей проволоки.
Я недавно проездом там был. Изменилось, конечно, за годы там всё.
Нет ни тех корпусов, ни веранд, ни столбов, ни колючек острейших забора.
Только небо всё то же там. И всё так же плывёт в нём луны колесо
Среди мёртвых созвездий пионерских звёздочек в кронах соснового бора.
Это был тоталитарный вечер, и это было очень и очень давно...
26 марта 2017
Примечание: Бела Барток «На вольном воздухе» («Szabadban»)