Разодраны руки в кровавые раны,
В душевные дыры, вздымается грудь.
Как Черт б не старался, наносит удары
По точкам ранимым, и язвами в ртуть.
Чернеют все дни моей хреновой жизоньки,
Не видно просветов над темной судьбой,
Смотрю через лупу, на словно разгрызенной,
За ниточкой света, упадающей в муть.
А может и правда, я был лишь пустышкой,
Которую можно легко обмануть,
А может, когда-то мною услышанный
Погибнул, попавши в ту черную руть.
Не видевший света, когда он у носа,
Не чувствующий добрых и ласковых слов,
Я сильно старался и все безуспешно,
Но черная дама принесла свой улов.
Она научила меня много новому,
Как правильно слышать и видеть добро,
Как сильно любить по подобию олова,
Но о чувствах молчать, как по ветру стекло.
И вечно в запрятанной черном убежище
Без света, без воздуха, хоть бы глоток,
Ни редкостью щедрая темная девушка,
Отпуская на волю, плетет свой моток.
Она его держит, к рукам лишь привязывая,
И тянет, чтоб я далеко не ушел,
А мне же так сладка свобода приказная,
Я с ней словно пес, что домой не дошел.
А время идет, хоть и в темной той комнате,
Комок все растет, нить будто бы тяжелей
И давит, и душит, сжимает в том омуте
Горло мое, нить колючих цепей.
Свободы все хочется, но бег тот бессмысленный,
Ведь болью одарит хозяйка моя,
И сидя за стенами кровью омыленный,
Все воешь о помощи ты про себя.
А если отпустит, на люди покажет,
То гнать меня будут у каждых ворот.
Зачем вам уродливый? Зачем вам раздавленный?
Вам нужен лишь тот, кто на вкус словно мед.
А люди так глупо все судят по внешности,
Совсем забывают про внутренний мир.
Хоть капельку радости, хоть капельку нежности
Подали бы тем, кто изодран до дыр.
Но чем больше в них силы, тем меньше понятий
О боли чужой, эгоизм им приятен.
Считается нормой командовать слабым
К земле приклонять, и топтать до распятий.
Простите, мне больно смотреть, как весь мир умирает,
И как тьма чернотой пробуждает сердца,
Мне больно смотреть, как любовь увядает
И как скоро она пропадет навсегда.