Земля хрипит под тяжестью воды,
Что три четвёртых тела человека
Составила со дня Миротворенья.
Но в этом вовсе нет большой беды.
Беда в другом: что до скончанья века
Не разогнуть цепи кандальной звенья,
Что заклепали на руках рабов
Самой судьбы бесстрастные посланцы,
Что к нам ночами лунными приходят,
Неудержимы стенами домов,
И в темноте, в безумном древнем танце
До самого рассвета колобродят,
Невидимые зрением людским,
Но различимы на его границе
Густою непроглядной тенью чёрной,
Похожей на костров последних дым.
Нет лиц у них, да и к чему им лица?
И, если будет лишь прямой и торной
Дорога человека по судьбе,
Они следят за шагом его каждым,
Читая мысли, что, подобно искрам,
Взлетают от земли в простор небес.
Почуяв колебания однажды,
Движением неуловимо быстрым
Наносят в сердце колющий удар
Клинком, что не увидеть в нашем мире,
И лезвие обламывают в ране.
И вот уж дух и немощен, и стар,
Подобно телу, что погрязло в жире,
И с ложа больше на ноги не встанет.
С минуты этой будет человек
Аморфной, бесполезной, дряблой массой,
Сродни воде из грязной стылой лужи,
Которой стал весною талый снег,
Душою распадаясь с каждым часом,
Ни для чего и никому не нужен.
Когда же время тело покидать
Его душе измотанной настанет,
Она не улетает в поднебесье,
Течёт водою талой в Землю-Мать,
И полностью Земля её впитает,
И стоном глас её звучит, не песней.
Лишь тот, кто волю в сердце сохранил,
Какими бы цепями скован не был,
Всегда везде собою остаётся,
Чей дух не превратится в донный ил,
И путь ему не в землю, а на небо.
Его душа не стонет, а смеётся,
Когда настанет день последней требы,
Когда потомок, поглядев на Солнце,
Захочет быть таким, как предок был.