Сидя под огромным баобабом, я мечтал
«обезьянье дерево» узреть. И день настал,
и сказали мне, что баобаб и есть оно -
«обезьянье дерево», что мне не всё равно
было потому, как я восполнил и пробел
в знаниях своих, и стать смотрителем сумел
баобаба, под которым я сидел в тот день,
что вошёл в историю как день, когда не лень
людям предаваться будет радужным мечтам
хоть о чём, но не о том, за что и я не дам
ломаного грошика.
У каждого есть свой
«баобаб», назначенный служить ему судьбой,
если каждый, сидя под открытым баобабом,
мозг найдёт в уме своём пусть даже самом слабом,
и начнёт им пользоваться, но не в смысле пищи.