Я очень виноват перед моим другом – Славой Кононовым: как-то так получается, что он помнит мои дни рождения, а я забываю про его. Вот и теперь, только через две недели вспомнил, что не поздравил друга. Что ж, у меня есть единственная возможность исправить своё свинство – написать о друге.
Родился Слава в 1950 году в Якутии, в Томск приехал из Верхневилюйска. Томский Политех Слава заканчивал на вечернем отделении, работая на Томском Нефтехиме. На Нефтехиме мы с ним и познакомились в 1998 году.
О Томском Нефтехимическом комбинате (ТНХК – до «нулевых» годов, ООО «Томский Нефтехим» ныне) следует рассказать особо.
Начавшись в 1974 году Указом с партийно-хозяйственных небес Союза, ТНХК сразу стал ударной стройкой. Цель была проста – избавиться от импорта дефицитного полипропилена, увеличить производство полиэтилена и получить достаточное количество отечественного метанола. По крайней мере эти производства стали сооружать в первую очередь. Полипропилен был в то время стратегическим материалом, метанол необходим для газопроводов (разрушение водно-газовых кластеров, способных забить узкие места трубопроводов). Три завода – «ПП» (полипропилен), «ПЭВД» (полиэтилен высокого давления) и «Метанол» были насквозь импортными. «ПП» поставили итальянцы (устаревший на то время проект, в самой Италии уже строили более современные), «ПЭВД» - из Восточной Германии, вполне на уровне, а «Метанол» прибыл из Англии. Технология получения метанола из метана настолько древняя и отработанная, что устареть уже в принципе не может. Окончательный вид ТНХК предполагался грандиозным – более 30 тысяч работников, целая гроздь заводов, включая и производство конечной продукции из нарабатываемого полимера, а также большой спектр бытовой и промышленной химии. Если бы Советская власть простояла ещё лет 10, так бы оно и было, но оберпартайгеноссен порешили собственную страну, обменяв её на сладкую жизнь лично для себя. ТНХК ограничился этими тремя производствами с небольшой цепочкой переработки метанола и полимеров. Да ещё осилили завод пиролиза поступающего сырья (ныне это газ пропан). Все амбициозные планы постройки химического гиганта рухнули в 1991 году.
Но в том же году проявились аппетиты любителей погреть руки на общей беде. До 1994 года ТНХК жировал – цены на сырьё оставались ещё государственными, а на продукцию – уже коммерческие. И некоторым казалось, что так будет вечно. Спешно акционировали комбинат, в лихорадке как-то не заметили, что некоторые производства («Метанол», частности) приватизировали дважды. Мелочь…
На акции ТНХК клюнул «грузинский экономический гений» Каха Бендукидзе. Выложив в 1995 году 12 миллионов долларов (откуда он их взял? украл, конечно, как же иначе) на покупку контрольного пакета, Каха уже предвкушал а-а-громный барыш – отведя поток прибыли от карманов работников в свой личный. Однако, «гениальный предприниматель» не сумел спрогнозировать приватизацию российской «нефтянки». Частные нефтепереработчики вздули цены на сырьё – тогда ТНХК «питался» бензином – и в том же году комбинат упал за планку нулевой рентабельности. Каха заметался, но никто уже не хотел нефтехимовских акций.
Завод получал всё меньше и меньше сырья, появились простои… Короче, ТНХК готовили к печальной участи многих томских заводов – к ликвидации. Где-то на середине этого процесса Бендукидзе каким-то чудом сумел избавиться от контрольного пакета, продав его… Минатому в лице СХК (г.Северск), руководимому тогда Г.П.Хандориным. Зачем атомщикам Нефтехим, остаётся загадкой до сих пор, желающим разбираться в этом флаг в руки.
У Минатома нефти нет. Газа нет. Бензина нет. И денег нет – покупать это всё на рынке.
И в 1998 году комбинат остановился полностью. Стояло чудесное лето, птички щебетали – никакой производственный шум их не заглушал. А в некоторых головах уже рождались идеи распилить Нефтехим на металлолом – цветмета на многие миллионы. Для немногих, правда.
Я пришёл на ТНХК весной 1997 года в Научно-исследовательский центр (НИЦ). По роду работы обязан был разбираться в проблемах, возникавших на производстве. Когда в конце того же года начались задержки зарплаты, для меня это было дежа-вю, подобное я уже видел на прежнем месте работы – Томском инструментальном заводе…
И вдруг в августе 98 года по комбинату прокатилась новость – «Полипропилен» отказался запускаться, требуя выплаты зарплаты. Короче, началась забастовка. К тому времени я уже вступил в РКРП, поскольку КПРФ в принципе отказалась как-то помогать работягам. Естественно, я счёл своей обязанностью наладить контакт с забастовочным комитетом.
На ЦПУ (центральном пульте управления) перед хмурыми работягами выступал Главный инженер. Убеждал рабочих прекратить забастовку – ведь и руководство комбината терпит задержки зарплаты. «Ну да – сказали из толпы, - на одну вашу месячную зарплату можно год прожить!» Крыть тут нечем, но Главный всё ещё что-то говорил.
Я подошёл к одному из рабочих и тихонько спросил, кто возглавляет забастовочный комитет и как его найти.
- А тебе зачем? – резонно спросил меня рабочий.
С грехом пополам я растолковал ему, что нет у меня коварных планов и я не агент нефтехимовского капитализма.
Меня повели по каким-то коридорам производства, стукнули в дверь кабинета и я вошёл.
Слава Кононов, плотный невысокий человек северо-восточной внешности, в очках явно насторожился таким вниманием к своей персоне. Помнится, мы с ним обсуждали вопрос, как и чем наша партия и я лично могу помочь забастовщикам. Как-то явные опасения Славы улеглись, мы вроде бы поняли друг друга, разговор стал конкретнее.
И тут в разговоре мелькнула идея – брать профком. То есть, добиться профсоюзной конференции, на ней переизбрать прежний состав профкома так, чтобы Слава стал председателем. И тогда, имея законные полномочия профсоюзной организации (по старому ещё, советскому КЗоТу), мы могли бы гораздо результативнее отстаивать права рабочих. Слово за слово, наметили план. Теперь все усилия должны быть положенными на агитацию за созыв конференции. Слава действовал не производстве, я же сел за документы по ТНХК. В случае победы мне предстояло стать заместителем Славы.
Нам повезло: один из рабочих ПЭВД увлекался сбором документов по Нефтехиму и собрал их целый чемодан. Чего там только не было! Материалы по приватизации производств, разные положения (например, в положении о реестре акционеров предусматривалась даже авторучка на шнурке, неотделимая от тетради со списком акционеров). Экономические документы о реальном состоянии дел на ТНХК… Как человек смог собрать столько – уму непостижимо, но перечитав весь чемодан, я знал о Нефтехиме не меньше Генерального (он же арбитражный) директора. По крайней мере, того, что нужно было нам для конференции. И мы были готовы к бою.
Первичка «Полипропилена» официально потребовала конференции. Мы предвидели, что администрация в чём-то схитрит и нас не удивило, что на обсуждение не был поставлен вопрос о перевыборах. Значит, требование о перевыборах надо выставить в ходе самой конференции. Агитация проводилась по всем подразделениям Нефтехима методом рабочих разговоров. Ко дню конференции – а это был уже декабрь, точного числа не помню – мы имели нестойкое большинство среди делегатов.
Вначале конференция пошла по плану администрации, но нашим удалось переиграть и был поставлен вопрос о доверии профкому. Тут начались выступления, в которых и я принял участие. В итоге конференция отказала прежнему составу профкома в доверии и лишила председателя кресла. Надо сказать, что отставленный председатель – лично честный человек, но не пошедший на конфронтацию с руководством. Ведь по старой советской схеме профком являлся частью управленческой триады на производствах (дирекция, партком, профком), ссоры между ними были немыслимы. В пылу борьбы мы немного перегнули палку, обвиняя председателя и в том, в чём вины его не было. За это я уже приносил ему извинения, приношу и сейчас.
Но на отстранении председателя дело и остановилось. Слишком долго всё это продолжалось, время уже подходило к 17 часам, когда дневная смена рабочих должна уезжать на автобусах домой – до города 18 км. Решили так: выборную конференцию провести 4 февраля 1999 года, а до этого устроить настоящую избирательную кампанию – с агитацией, со встречами кандидатов на пост председателя, в общем, чтобы была полная «демократия». А профкомом пока поруководит заместитель – дама, с древнесоветских времён «профдеятель».
Расчёт администрации был прост – ввести в число кандидатов своих человечков, за месяц с небольшим уболтать рабочих и сделать кандидатуру Славы Кононова непроходной.
Тут дирекция малость ошиблась. Если бы стали сразу выплачивать зарплату, ещё можно было бы переломить ситуацию, но в январе задержки продолжились. Креатура администрации появилась сразу после Нового года – варяг со стороны, Анатолий Михайлович (А.М.). Кроме него кандидатами обзначились ещё два человека. Но не зевали и мы. В нашей партийной типографии отпечатали кипу листовок моего сочинения, мужики с «Полипропилена» разнесли их по всему комбинату. Недели за две до выборной конференции отпечатали ещё столько же – все они разошлись. Не осталось даже на память.
Кроме того, как доверенное лицо одного из кандидатов, я получил возможность проводить встречи с коллективами производств. Вот где пригодился чемодан документов! Мы могли точно говорить о болевых точках ТНХК и там, где администрация недоговаривала, договаривали мы. Особенно запомнилась встреча на ПЭВД. На встрече с рабочим персоналом (теми, кто мог оторваться от работы) присутствовал и сам Арбитражный управляющий. И люди в лицо заявляли ему, что он вор. А управляющий… ничего не мог возразить. Такая вот получилась демократия.
Непосредственно перед конференцией Арбитражный заявил, что «если Кононов станет председателем, то профком будет заседать за воротами». Для «повышения квалификации» в январе мне пришлось прочитать несколько книг по менеджменту и в одном из учебников нашёл откровенную фразу: идеальным для предпринимателя было бы абсолютное отсутствие профсоюза на предприятии, но, уж если он появился, разумнее купить его руководство или поставить своих людей. Азбука бизнеса, эту фразу я привёл на конференции. Думаю, она была к месту.
Вот и конференция. Открыли как положено, зачитали повестку дня.
Предоставили слово кандидатам и о кандидатах.
И – выборы. Слава Кононов становится председателем с подавляющим преимуществом. Стали голосовать за персональный состав. И вот тут обнаружились наши недоработки. Древнесоветская дама сохранила своё заместительство, мне досталось только рядовое членство в профкоме (правда, избран я был целой конференцией, что в будущем имело серьёзное значение), вторым заместителем стал А.М. До половины прежнего состава профкома сохранили свои места, они стали главной оппозицией Кононову. Активисты нашей избирательной кампании получили вторую половину мест. В таком исходе выборов сказалось наше неумение тонко просчитывать бюрократические процедуры, что впоследствии погубило наш «красный профком».
Ни о каких «за забором», конечно, не было. Было помещение профкома на верхнем этаже Учебного комбината, где готовили специалистов для производств. Там и собрался новый-старый профком под руководством нового председателя – Вячеслава Васильевича Кононова.
Администрация объяснила случайным совпадением тот факт, что в день проведения выборной конференции Арбитражный управляющий издал приказ о повышении зарплат на 50%. А главное, с этого месяца напрочь прекратились задержки зарплаты, профком спорил и судился с администрацией уже по другим вопросам.
В частности, по зарплатным долгам – ведь к осени 1998 года задержки протянулись до восьми месяцев. Часть долгов погашалась через магазин ТНХК – люди покупали продукты, промтовары, всякую мелочь.
Следующим острым вопросом встал вопрос о долгах администрации профкому. По закону бухгалтерия обязана была профсоюзные взносы перечислять на счёт профкома, но этого не делала. С профкомом «рассчитывалась» товарами Нефтехима – вёдрами, тазиками, посудой – тем, что выпускал «цех товаров народного потребления». А председатель на своей машине объезжал окрестные сёла, реализуя товар. На эти деньги и жил профком и его штатные лица (председатель, заместитель и бухгалтер) получали зарплату. Слава наотрез отказался брать товар. Через суд добился перечисления миллиона рублей на счёт профкома.
Далее встал вопрос о заключении коллективного договора, оказавшийся настолько острым, что дело дошло до «стенки на стенку». Дабы проколоть нарыв, Слава нарисовал неплохую карикатуру на администрацию, где Арбитражный управляющий науськивал свору собак-директоров (!) на профком. Карикатура провисела на проходной меньше часа. Однако, оскорблённая администрация призвала профком «к ответу». Сатисфакция должна была состояться в зале заседаний дирекции за большим чёрным столом. С одной стороны – директорат в полном составе, с другой – профком в полном составе. От Славы потребовали извинений, но добились только новой порции обвинений в затягивании вопроса с колдоговором, удерживанием профсоюзных денег и нарушении законов России. И началось… Прозвучало даже несколько матов (от одного из директоров). Профком держался стойко, не отступая и не нарушая единства. В итоге этого «заседания» выплеснулись и ушли эмоции, мешавшие спокойно договариваться и дело пошло быстрее.
Летом 99-го на ТНХК прибыл «хозяин» комбината Хандорин. Почему-то потребовал встречи со мной, а не со Славой, причём Арбитражного управляющего попросил выйти из кабинета. Насколько я понял, Геннадий Петрович прощупывал возможности то ли раскола профкома, то ли, скорее всего, некоего компромисса. Дело в том, что информация о споре профкома с администрацией стала утекать в город, в обком профсоюзов и в аппарат губернатора. На меня Хандорину указали доброхоты, видимо, как автора многих тогдашних писем томским властям. Но главное – в конце того же, 99-го года, должны были состояться выборы в Госдуму и Хандорин решил принять в них участие. Ему нужны были голоса Нефтехима. Тут он оказался прав – ТНХК проголосовал так, что депутатом стал Егор Лигачёв. Нашего влияния на это хватило.
В беседе с Хандориным я от имени профкома требовал заключения коллективного договора, который был уже вчерне готов. В итоге всё начались переговоры по тексту договора.
По-моему, где-то в начале 2000-го договор был подписан сторонами. Теперь за нарушения пунктов договора администрация отвечала по закону.
Серьёзной проблемой, вставшей неожиданно, стала необходимость поддержать работников ТНХК, нуждавшихся в срочных операциях на сердце. Медлить нельзя, а операции платные, у рядовых работяг таких денег не было. Профком повёл переговоры с администрацией, поначалу получив от Арбитражного ответ, что бизнес не должен заниматься социальными проблемами. В конце концов договорились оплачивать операции паритетно – половину профком, половину комбинат. Однако, где-то через полгода – год у нас появилась система ДМС (тут изрядная заслуга А.М.), администрация стала оплачивать операции полностью и даже гордиться этим. Но пока всё устоялось, расходы на срочные операции серьёзно дырявили бюджет профкома. Позиция председателя стала решающей – своих работников на смерть не оставим!
Самой последней бедой «красного профкома» стало проникновение на ТНХК «Группы Альянс» Зия Бажаева. Проиграв выборы, Хандорин стал подумывать об избавлении от нефтехимических акций. Желающих было два – «Востокгазпром» под руководством С.А.Жвачкина и «Альянс». Когда мы в профкоме подняли материалы по «Альянсу», то пришли к выводу, что эта компания вполне может, если не пустить весь комбинат на цветмет, то так крепко поживиться на нём, управляя, что нам потом из беды не выбраться. Коллеги из профкома Ангарского НХК передали нам альянсовский «план» оздоровления предприятия: сокращение загрузки наполовину, естественно, с сокращением персонала и распродажей «излишнего» оборудования. Конечно, профком настроился резко против «Альянса». Но проблема заключалась в том, что к «Альянсу» тянул сам Хандорин, следовательно и Арбитражный управляющий, им поставленный. Кроме того, мы столкнулись со снижением поддержки профкома со стороны работников комбината. Острая фаза борьбы за зарплату прошла, особой нужды конфликтовать с начальством у людей не было. Администрация же убеждала работяг, что только благодаря «Альянсу» комбинат получает сырьё и работает непрерывно. После пережитых простоев такой аргумент был весомым. Стал раскалываться и профком.
Последний ресурс борьбы против «Альянса» - губернатор. Кресс, спокойно пережив тотальную деиндустриализацию Томска, всё же не мог допустить потери ТНХК, оставшегося почти последним донором областного бюджета. Только-только начал стабильно работать т на тебе! А убедили Кресса в зловредности «Альянса» наши «письма от профкома». Мы приводили статистику, описывали методы «Альянса»… В общем, подняли шум на всю область, писали и в Москву, президенту.
Примерно по письму в неделю-две. Дня через три Кресс из телевизора возмущался «Альянсом» и грозился не допустить потери Нефтехима. Губернатор оказался чрезвычайно внушаемым чиновником.
Так тянулось до гибели Зия Бажаева весной 2000 года. После этого «Альянс» как-то потерял интерес к ТНХК, а по протоптанной им дорожке пришёл «Сибур» Якова Голдовского.
Хотя мы-то тянули в сторону «Востокгазпрома», что было бы идеальным решением и для комбината, и для области в целом. Но частные интересы и здесь перешли дорогу государственным.
Кончилось всё летом 2000-го. Очередная конференция – уже против Кононова, чётко и грамотно подготовленная администрацией при участии «проначальственной» части профкома отстранила Славу и поставила человека, которого мы считали своим, но который информировал администрацию о наших «нелояльных» шагах. Слава Богу, что самые серьёзные и рискованные документы мы со Славой делали вдвоём, не искушая слабонервных членов – председатель имеет право посылать письма от своего имени.
Слава не стал возвращаться на «Полипропилен», ушёл с комбината. Но оставил за собой живой, работающий Нефтехим.
Меня, кстати, убрать из профкома не смогли – я был выбран предыдущей конференцией и вывести меня могли тоже только конференцией, а в повестке дня перевыборы членов профкома на стояли. Пришлось потом специально менять Устав, порядок избрания членов профкома, что было сделано только в 2003 году. Тогда и кончился мой профкомовский стаж.
Так общая борьба за профком познакомила меня с человеком исключительной честности и смелости, человеком, которого я имею честь называть другом Вячеславом Кононовым. Жаль только, что память меня подводит о днях его рождения. Прости уж мне этот грех, Слава, и пусть поздно, но – с днём рождения!