В глухомани древняя сторожка
Брошена уже давным давно.
Дверь открою и войду сторожко,
Хоть и день, но здесь, внутри темно.
Пахнет стылой плесенью и тленом,
Капли влаги каплют с потолка.
Тюфяки гнилым набиты сеном,
Пол прогнил, от лавочки - труха.
Сгнившие пучки травы лечебной,
Узнаю душицу, зверобой.
Ни единой, нету крошки хлебной.
Трону жестяную печь рукой.
Где-то здесь должна быть "керосинка",
Влезу на полати, поищу.
Бабушкина старая косынка...
Разверну её и посмотрю...
Банки жестяные... Ну, конечно!
Сахар, спички, соль, крупу найду!
Пару дней тут проведу, беспечно.
Чайник взял и к роднику иду.
Он клокочет в зарослях малины,
Наберу воды и всласть напьюсь.
Задержусь под кустиком крушины,
Воздухом душистым затянусь.
Затоплю скорей в сторожке печку,
Чай с малиной, с мятой заварю.
Удочки возьму, пойду на речку,
Пескарей на ужин наловлю.
Окунусь, хотя воды по пояс,
Солнцем обсушусь на берегу.
Прокричу: - Э-ге-гей! - в полный голос.
И сварю пахучую уху.
Серп беру и на лесной поляне,
На подстилку накошу травы.
Наведу в моём убогом стане
Видимость, хотя бы, чистоты.
И усну весёлый и беспечный,
С чистой и спокойною душой.
Чувствуя, как здесь струится вечный,
Умиротворяющий покой.