А в воздухе пахло грозой и сырыми газонами,
тревога лилась молоком в тёмно-бархатный чай
и тучи по небу – канвою из крепа, фестонами,
уже изливался на город притихший их край.
И не было в городе места для вальса в три четверти,
такая тревога во всём была перед грозой.
Как будто до срока, без воли, до боли, до паперти,
стою, ожидая расправы, раздетый, босой.
Как будто ворвётся гроза в мою душу и вытрясет
её, и развеет клочками с такой правотой,
что буду я пуст и спокоен пред ней, и бесхитростен,
и чист первозданно и страшно, в бездушности той.