Где в марте шторм, там корабли весны.
Как, небо серое, моря тобой седеют!
Накидку светлую кисейной белизны
Прибой полощет и себе не верит.
Не верит в штиль. В покой без суеты,
мир, дружбу, май, не ждёт себе отрады.
Прозрачности не ищет, бирюзы.
В самой любви сомненье горькой тратой.
Но в миг придёт июнь на берега.
Цветы приедут, к ним доставят клумбы.
Вазоны, италийские слегка,
Воздвигнутся на праздничные тумбы.
Просвет синея, вея в облаках,
У горизонта ждёт в тот угол парус.
Ближайшая вдоль моря полоса
Вдруг расцветёт детьми. Родителей за ними тесен ярус.
Чуть вдалеке поляны из ковров,
По ним диваны станут стройным рядом.
Из подземелий и глубоких рвов
Столы с салфетками враз прирастут к диванам,
Чтобы ближайших гор сошлись друзья.
Глаза добрей, нежней от водной глади.
Бокалы встретятся, шампанского струя
Не злобы и вражды, но мира ради.
И девы платья сбросят, разрешив
Бикини ярким выйти к променаду,
Их святы локоны златые, не греши
неверьем: девы ближе раю, а не аду.
Герои всех времён, дела забыв,
Как памятники, станут к парапетам.
Природы в них старание и пыл,
И счастье - наконец-то отпуск летом!
Прибудут невезучие сердца,
Всегда в молчанье, всё им одиноко.
Заметны им: то профиль продавца,
то цвет десерта, перстень черноокой.
И что пожар! Серебряный огонь
По рельсам вскачь - стальная колесница,
Для жизни, мельтешащей, словно сон,
Быстрее жаждет здесь распространиться.
Через вершины - самолёт-палас,
Он так далёк, отмечен низким гулом.
Не пёстр его ни профиль, ни анфас.
Трудолюбив в сезон, подобен мулам.
Я буду ждать на спуске. Хватит сил.
Вдруг кто-то с горки в пыльном экипаже.
«Скажи, что ты всегда меня любил».
«Я полюбил навеки. Да, сейчас.
Безмерно. Навсегда. Теперь. Однажды».