Шебаршу в словесных закромах,
шарю силу – но пусты сусеки.
Страх старинный, позабытый страх
снова поселился по-соседски.
У забора жалкий и нагой
одуванчик с отлетевшим пухом,
на пиру не быть ему слугой
до небес вознёсшегося слуха.
Межпланетный ветер не шумит,
звёздные погасли канделябры,
в тайниках небесных канцелярий
кончился рифмованный лимит.