Её видели, говорят – она собирала веточки, а потом раздавала их рядом с упавшим деревом.
Гладила его, укрывала какой-то ветошью, тряпочками, лоскуточками, хламом потерянным.
Напевала ему: люли-люли, усни моя деточка, а придут люди-люди, поедем с тобой на кладбище.
Это местная наша, из дома соседнего, Верочка. Её все тут знают, Верочка это наша.
(Люли-люли, солнце село,
будет так, а не иначе,
я ему сегодня пела,
я о нём сегодня плачу.
Люли-люли, ветка вербы
всё простит, за всё заплатит,
для неё танцует Вера
в час последний на закате)...
А у нас всё так, кто под зонтиком, кто под дождиком, а у нас тик-так, то по косточкам, то по темечку.
Её видели, говорят, у дома, где сад заброшенный, этот дом на слом, там кого-то искала Верочка.
Для неё-то жизнь, только день, и тот – танец, песенка. На ветру кружить, на миру чудить, не печалиться.
И она качает на тонких руках младенчика – одеялко нашла, свернула его – качает.
(Люли-люли пыль да пули,
люли-люли крест не рай,
люли-люли все уснули,
ну а ты не засыпай.
Люли-люли эти нити
протянули там и тут,
подросло сегодня дитя,
дитю ночью заберут)...
Её видели, говорят – несла на ладони зёрнышко, завернула в цветной платочек, потом в бумажку.
А у Верочки был сыночек, звала Серёженькой, улетел на звезду, ну а что там да как – не спрашивай.
И самим-то не знать, кому и когда положено, мальчик-с-пальчик, да где тот мальчик, легка дорожка.
А она ему шепчет: ты только не спи, Серёженька, а то серый волчок – за бочок, и в лес, – не вернёшься.
(Разгулялись гули-гули,
разлетались у реки,
люли-люли были пули,
стали дули-дураки.
Тихо, дети, спите, дети,
нынче небо через край,
ветер-ветер на планете,
кого хочешь выбирай)