15.03.2017
Дмитрий Шеваров
«Российская газета»,
№7221 (55).
СЧАСТЬЯ БЕДНЫЙ ПТИЦЕЛОВ
Поэт Анатолий Чесноков жил в неоплатном долгу за Божий свет
Недавно я получил письмо от ульяновского литератора Геннадия Дёмочкина - пожалуй, самого необычного биографа родного города. Его книги об Ульяновске и его людях столь исповедальны, что это уже скорее не краеведение, а душеведение. Когда-то мы учились с Геннадием на одном факультете в университете, поэтому - на "ты".
Привет, Дима!
Посылаю тебе очередную свою книжку, уже 33-ю. Эта, как видишь, о поэте*. Не могу сказать, что Толя Чесноков был моим другом, может быть, у него и не было закадычных друзей. Но все мы, его приятели, знакомые, литераторы - поэты, почитатели его стихов были потрясены трагической гибелью Анатолия 8 марта 2010 года в его родном и любимом селе Теньковке. Вместе с ним в пожаре погибли рукописи стихов, неоконченный роман о родных местах "Там, за холмами..."
Свет ему электрики отключили за неуплату еще в январе. Поэтому вечерами, работая, он открывал дверцу печи для освещения, а тут, видно, задремал, уголек выпрыгнул на разбросанные кругом бумаги, и пламя мгновенно охватило всю избу.
В последнем стихотворении Анатолий написал:
...Почерневшей летишь головнёй
Над седою моей головой,
Чёрный ворон, я твой иль не твой?..
После Толи остались три книги стихов, которые, на мой взгляд, лишь по какому-то досадному недоразумению до сих пор неизвестны всероссийскому читателю.
А начиналось все в селе Теньковка, когда пятиклассник Толя Чесноков показал однажды учителю литературы свое стихотворение:
По берегу крутому
Бегу я налегке,
Малиновые зори
Купаются в реке.
Стихотворение оказалось пророческим: юный поэт словно бы увидел всю свою будущую жизнь. Пробежал по ней налегке (дважды был женат, но семьи так и не создал, имел дом в родной деревне, но скитался по стране). А уж пологими берега его судьбы и вовсе не назовешь: вечная неустроенность, бесприютность, перебивался случайными заработками, бродяжничал, пил...
Но что интересно: многие заметили за ним такую странность - "в завязке" переставал писать стихи, а в процессе пития - где-нибудь на скамейке, что на Венце Волги, или на трубах теплотрассы, или в зимнем саду Ленинского мемориала, куда пускали его знакомые журналисты, выдавал обалденные стихи - на зависть местным поэтам со вполне респектабельной судьбой.
После гибели Толи у многих из нас осталось ощущение вины: недостаточно поддерживали, мало заботились, не уберегли. На страницах книги, где более ста стихотворений Анатолия, я дал возможность всем нам выговориться - о Толе, о своей вине, о его стихах.
Вот счастье: стихи-то остались! Пусть с ними теперь познакомятся и читатели твоей, Дима, газеты.
Из воспоминаний об Анатолии Чеснокове
Не могу представить Толю при галстуке или просто в домашнем халате. Как-то поздней осенью он явился ко мне на работу в одних грязных носках - все остальное сперли "братья по классу". Сложно представить Толю и в уютной кровати под теплым одеялом. Есть ли в городе скамейка, на которой он не коротал бы темные симбирские ночи?..
* * *
"Господа! Я оставил до 2 сентября свой мешок, в котором 3 пустых ведра. Возьму завтра с утра. С уважением, Анатолий Чесноков. 1 сентября 1999".
Толя пытался как-то зарабатывать деньги. Эта записка - свидетельство того, что он привозил в город грибы. Не знаю уж, кому он их продавал.
Однажды он предложил нам купить у него землянику: он наберет и привезет, а мы гарантированно у него купим. Даже просил какой-то аванс. Помню, мы с коллегами переглянулись и ответили ему отказом. Никому не хотелось ягод, которые собрал Чесноков.
* * *
На политику у Толи аллергия. Разговоры о нациях, о патриотизме - странны, нелепы и бессмысленны. Во время непримиримых застольных диспутов о правых и левых Толя непривычно тих и скучен, но в конце вздохнет тоскливо и скажет: "А в Теньковке, поди, вовсю цветут сады..."
*Геннадий Дёмочкин. "Я весь из нежности и жалости..." Жизнь и судьба поэта Анатолия Чеснокова в воспоминаниях и размышлениях. Ульяновск, 2015.
Из стихотворений
Памяти Мариам
В том доме женщина жила,
худые плечики дрожали,
ее соседи уважали,
она приезжею была.
В том доме женщина жила,
кому-то тайны поверяла,
все чье-то имя повторяла,
и долго,
мучаясь,
ждала.
В том доме женщина жила,
смеясь, соседям угождала,
с печалью лето провожала,
по вечерам с работы шла.
Блистала ранняя звезда,
И женщина протяжно пела.
Мне до нее - какое дело -
я сам мальчишкой был тогда.
В том доме женщина жила,
потом уехала,
навеки...
Но памятью о человеке -
в том доме женщина жила.
1972,
с. Теньковка
* * *
Радуга после дождя...
И в отдаленье -
Песня лесного дрозда
Там, за селеньем.
Солнце идет на закат
За перелески.
Чуткие бабочки спят
На занавеске.
1973,
с. Теньковка
* * *
Россия начинается с дождя,
пролившегося бурною рекою,
и с крепкого
каленого гвоздя,
забитого Петровскою рукою.
Россия...
Перекрестки,
поезда,
привязанные рельсами
к вокзалам.
Зеленая вечерняя звезда
над грудью зацелованной
причала.
1973,
г. Ульяновск
* * *
И не деревня это- деревушка,
Над речкой, в запустеньи
старых ив,
Расселась, как заботливая
клушка,
Согрев собою два десятка изб.
* * *
И словно под сердце иголка,
когда за раскрытым окном
дохнет осенняя Волга
своим прощальным теплом.
А музыка на причале,
сплетясь с теплоходным
гудком,
смешает людские печали
с веселым своим языком.
1983,
г. Ульяновск
***
По лесам - июня свет,
Синева в глазах цветов.
Здесь я не был бездну лет,
Счастья бедный птицелов.
На родимой стороне,
Здесь, у леса на краю,
Так светло сегодня мне, -
Будто побывал в раю...
1993,
Ульяновск-Теньковка
***
Орешник, осинник, малинник,
Шиповник, лимонник,
рябинник,
Березник, калинник, дубняк.
И ельник, и день понедельник,
Не надо ни славы, ни денег.
Дорога уходит в овраг.
Заросший травою росистой
Ручей здесь журчит
с пересвистом,
Сливаясь со щебетом птах.
А сколько веселья - не грусти -
Подарят нам млечные грузди -
Здесь воздух грибами пропах.
Дорога ныряет в осинник,
Орешник, шиповник,
калинник,
В лимонное царство синиц...
Не нужно пилюль, поликлиник,
Мне лекарь - веселый
малинник
Вдали от врачей и больниц.
Сентябрь 1993,
г. Ульяновск