Ирине
В тавернах затхлые распады
И звуков сполохи тихи.
Струят в бокалы лимонады,
В углах щебечут пауки.
Ведутся пламенные споры,
Сплетает басни крючкотвор.
Здесь все мы, Томасы и Моры,
Поддержим важный разговор.
Здесь честен худенький хозяин,
Здесь неказистый паренек
Немытый рот к ушам раззявив
Присядет тенью на пенек.
Здесь горяча как пламень каша,
Блистает искрометный нож.
Здесь наша - вилка, крынка - наша,
Трактирщик - ласков и пригож.
Служанка истины простые
Здесь изрекает свысока.
И яйца вечности крутые
Обратно лезут в гусака.
Здесь сидр течет благословенный
И запеканка не плоха,
И в пирогах судьбы нетленной
Нас ждут телячьи потроха.
Здесь мать-гусыня шкварки жарит,
Торопит квелых поварят,
Колбасы крутит, репу парит
И запекает поросят.
Рекою пенной пиво льется,
Лоснится жареный каплун.
И по углам в усы смеется
Пророк и бард Талиезун.
Печеных яблок терпкий запах
Струит по сальным волосам
И виночерпий в мощных лапах
Несет нам вечности бальзам.
Ему отдам свою я душу,
С ним я обмою договор,
Который как всегда нарушу,
Я, бормоглот, бродяга, вор.
Я, бесполезный, беспричинный,
Помятый жизнью старый плут
Я, беспредельный, благочинный,
Огнями опаленный трут.
Любивший, но не знавший счастья
Среди растраченных сует.
Певец обиды и ненастья,
Судьбой непризнанный поэт.
По воскресеньям алкоголик,
По средам вьедливый Вольтер,
Как беспощадный меланхолик,
Воспевший мозга адюльтер.
Любитель пасх, создатель пятниц
И тайный казанова нот.
И, почитатель всех развратниц,
Неисправимый черный кот.
Бетховен почек, Моцарт рулек,
Вивальди тошнотворных сдоб,
Катон лучистых барабулек
И марципанов томных сноб.
Гомер гусей, печеных в тесте,
Гаргантюа, вошедший в раж,
Кипящих браг в прохладном месте
Всенепременный верный страж.
Молок отчаявшийся Вертер,
Призвавший в кухню небеса
Как купидон воткнувший вертел
В бараньей жертвы телеса
Я правил мессу лжи и жира,
Корений друг и супа лавр.
Чужих богатств блатной транжира,
Грибных подливок бакалавр.
Под тихий стон простой музыки,
Неторопливый гул гостей,
В котлах чудовищные лики
Бульоны варят из костей.
Течет струею пенный портер
Среди шекспиров пьяных вдрызг
И на ободраном ботфорте
Стекает карамели брызг.
Трещат сосновые поленья
И клонит голову Марло
В витеватые соленья
Среди разлитого мерло.
В тени вермонтских латифундий
Благословенный аватар,
Течет рубиновый бургундий,
Прогорклой вечности нектар.
Уже и этот вечер прожит
И день усыновлен тоской.
И холодеющею кожей
К нам подбирается покой.
Пора туда, в Аркадий долы,
Где буколический пастух
Тоску заезженной виолы
Средь нас распространяет вслух
Над миром гром, над миром грозы,
В руке трясется терпкий грог
Душа предчувствует морозы,
Неумолимые как рок.
Не спит в перинах славный Линкольн,
Владелец буйных белых гор.
И на вершинах мира льдинки
Ведут неспешный разговор.
Настанет утро и стихия,
Как страх, растает навсегда.
И все пророчества плохие
Уйдут, как талая вода.
И мы вернемся в буйство кухонь,
В разверстых кратеры печей,
Где с разомлевшею старухой
Псалтырь листает книгочей.
Где Мерлин - властелин советов,
Где не развратен Ланселот.
Где среди тусклых самоцветов
Опять отстроен Камелот.
Где меч, пронзив замшелый камень,
Мир не способен расколоть.
Где все горит кастальский пламень
Сжигая трепетную плоть.
Где ворон больше не зависим
От бесконечных никогда.
Где среди нор глубоких лисьих
Восходит новая звезда.
Где дух предвечен, горек, стоик,
Где безвозратный нифилим
Среди календул и настоек
Тоскою сладкой оборим.
И мы опять стремимся странной
Надеждой веру заменить
И мир кромешно многогранный
В однокарманный превратить.
Давно протухли наши блюда,
Пулярки сгинули в золе.
И отпечатался иуда
У каждой жизни на челе.
Поди, попробуй, отличи их,
Кто клопомор, а кто святой
И под какой дурной личиной
Душа исходит красотой.
Весь мир распялен в круговерти,
В нем каждый сам в себе изгой.
И скачут радостные черти,
Твоей гонимые тоской.
Опять тебе чуть-чуть не хватит
Обычной простенькой любви.
Трещат скрипучие кровати
Под телесами визави.
Ты знал их ломкие манеры,
Их томный отблеск плутовства.
Вновь отдают тебе гетеры
Свои секреты мастерства.
Пора спускаться вниз, где в залах,
Чуть на исходе эта ночь.
Где аромат вина в бокалах
Опять тоску погонит прочь.
Где в дверь вдруг вломится бродяга,
Кабак попутав и погост.
И кот, прохвост и доходяга,
Мышам устроит холокост.
Закрыт псалтырь и херес выпит
И утро за окном спешит,
И сон в кошмарных пятнах сыпи
Крадется в глубь твоей души.
Пора, мой друг, из Англий Новых
Нам возвращаться на покой.
Над дверью вновь блестит подкова,
Кот тихо лижет молоко.
Снег словно сахарною пудрой
Кружится над планетой всей.
Ты возвращаешься под утро,
Как на Итаку Одиссей.
До той, прощенье ниспославшей,
Ты достучался в этот раз.
И у ноги твоей уставшей
Горит кошачий желтый глаз.
Тебя простили, глупый ирод.
Тебя впустили, как всегда.
И снова над притихшим миром
Спит вифлеемская звезда.
Течет ручей. Парит ресница.
Бой колокольный вдалеке.
И той, единственной, десница
Застыла на твоей щеке.
В Белом поле, в Белых горах
20 октября 2016 г.