Анна – королева Франции
Самой шустрой, говорливой
Была младшая их дочь.
Милой девочкой счастливой,
Как порхала день и ночь.
Непосредственность пленяла.
Сёстры были, как пример.
От их выбора сияла,
Иногда без должных мер.
Годы шли, росли и дети,
Анна стала хорошеть.
Приближались годы эти,
Когда все должны взлететь.
Отгоняли эти мысли,
Что наступит этот час.
Как любимица их жизни
Упорхнёт с гнезда тотчас.
Анна тихо тосковала,
Час пришёл любимой быть.
Красотой она блистала,
Раз увидишь – не забыть.
Волос мягкий, золотистый
И коса … таких уж нет.
Взгляд пронзительно-лучистый
И овал лица под цвет.
Как лебёдушка галантна,
А походка, как плывёт.
Цепкий ум и сонм таланта.
Как соловушка поёт.
И при всём при этом, властна.
Здесь она, похоже, в мать.
Своенравна, но прекрасна …
Тут уже не дать, не взять.
Образованна, но в меру,
Обучалась языкам.
Любит книги, все про веру.
Рукодельница к рукам.
Претендентов было много,
Ярослав всех отрицал.
В мыслях не держал такого,
Чтобы дочь кто порицал.
При её красе, достатке
Нужен равный её супруг.
Царь, король, … в любой раскладке,
Но чтоб верный был, как друг.
- «Как же Генрих отказался?»
Ингигерд спросила: «Как?»
Ярослав лишь рассмеялся:
- «Император, а дурак …»
Ингигерда возразила:
- «Он германец и … не ждал.
По Европе бы носило,
Если б Анну увидал».
И однажды без реляций
Во дворец влетел гонец.
Как домой, без имитаций.
Гриди рявкнул: «Стой глупец!
Жить придурку надоело?
Ты откуда и зачем?»
- «К князю срочное есть дело
И сказать могу не всем».
Вышел князь на шум спокойно
И княгиня вместе с ним.
- «Что случилось?» - недовольно:
- «Говори, раз одержим».
- «Князь! Защитник православный!
Гости едут прямо к нам!!!»
- «Ну и что? А кто там главный?
Римский кесарь едет сам?»
Даже гриди рассмеялся.
- «Нет не кесарь! Сваты к вам!
Ой, ка-аки-ие-е …» - чуть замялся.
- «Ну-ка, парень, скажешь там».
Вышли вместе из прихожей,
Для общения место есть:
- «Излагай нам отрок Божий
Поподробней. Что за весть?»
- «Сваты едут издалёка …
Франция страну зовут.
Сам король, вся подоплёка,
Интерес имеет тут».
Князь вдруг глянул на Ирину,
Поняла мгновенно взгляд.
Они только что чужбину
Обсуждали всю подряд.
Что жених для Анны, ясно,
Должен не из здешних мест.
Царь ли, герцог … всё прекрасно,
Лишь в стране имел бы вес.
И тут, на тебе, удача!
Едет свататься король.
И тогда одна задача,
Показать в чём наша соль.
Ярослав опять к посланцу:
- «Кто тебя ко мне послал?
Ты что? Служишь иностранцу?»
- «Нее, … я местный, … помогал.
Приглянулся воеводе,
Вот меня и отрядил.
Умный я из всех их, вроде …»
Смех княгиню враз убил!
И, сквозь слёзы, всё ж спросила:
- «Почему ты так решил?»
- «Дык по-нашему чудила
Ни бум-бум, чай согрешил».
И опять княгиня в смехе
Откровенно аж зашлась.
Князь смеялся и потехе
Был доволен, суть нашлась.
Он узнал хоть и не сразу,
Что епископ главный сват.
Что по Генриха указу
Едут. Генрих не женат.
Он давно наслышан, в курсе,
Что достойней Анны нет.
Королева в его вкусе,
А для Франции букет.
- «А когда нам ждать приезда?» -
Ярослав опять спросил.
- «Дня-то три им для проезда
Только-только хватит сил.
У епископа конь странный,
Он не скачет – семенит.
Роста маленького, драный,
Уши длинные, ревит.
И опять княгиня в слёзы,
Смех буквально задушил.
Князь с улыбкой: «Вот курьёзы!
Уши длинные пришил?
И не конь у иерарха,
А привычный друг – осёл.
Он не принят для монарха.
Этим – лишь бы не козёл».
Так узнали всё подробно,
Парень вызвался встречать.
- «Чтобы вёл себя подобно» -
Князь наказ дал: «Не молчать!»
Ну и Прошка постарался,
Встретил их не как гонец,
А на князя он сослался
Как бы вхожий во дворец.
И Роже с осла слезая,
Так епископа зовут,
- «Долго нам?» - спросил зевая,
Был готов улечься тут.
- «Так идти? Два дня придётся».
Роже прыгнул, как кто пнул:
- «Край владений их найдётся?
Ты случайно не загнул?»
Прошка хитро ухмыльнулся:
- «Вам всего и не узнать».
Роже даже поперхнулся:
- «Это как тебя понять?»
Прошка начал деликатно:
- «Наш князь сказочно богат.
Вас купил бы многократно,
Но не купит, вы же сват.
Мехом стелет он дороги,
Чтоб удобнее ходить.
Ведь зимой же мёрзнут ноги,
Можно просто застудить.
А уж золото, каменья …
Казначей устал считать.
Слитки хранит, как поленья
Чтобы долго не искать.
Купола все золотые,
Наши храмы, как в огне.
И кресты на них литые,
Золотые и вдвойне».
Усомнились все французы,
Посчитали: «Прошка врёт,
Как шарманщик из Тулузы.
Потому что здесь живёт».
Купола Святой Софии
Развенчали скепсис весь.
Ехал в качестве мессии …
У Роже слетела спесь.
По приезде, сразу в баню,
Всё ж был сложный, долгий путь.
- «В бане я себя пораню …»
Так Роже отверг и суть.
Остальные поддержали,
Каждые что-то бормотал.
Тот кто мыл, не возражали.
Баба с воза – не устал.
Встретил князь весьма радушно,
Решил Киев показать.
Не смотрелось равнодушно,
Гости всё хотели знать.
Киев был Парижа больше,
Исключив притом Подол.
Торг в Париже чуть попроще,
Здесь же чех, араб, монгол …
При таком разноголосье
Роже понял: «Здесь весь мир …
Доложу о сём курьёзе.
Киев русский – новый Рим».
И ещё что поразило,
Знают при дворе латынь.
Польский, греческий … что диво …
Слуги знают всё. Аминь.
После трапезы вечерней,
Каждый лёг в свою постель.
Всем своё предназначенье,
Кто как любит спать, вот цель.
Поутру дворец смотрели,
Роже просто занемог.
У него глаза болели,
От богатств: «А есть порог?»
Стены залов, всё сиденья
В дорогой парче, шелках.
Кубки, вазы без сомненья
У французов лишь в мечтах.
А оружие с камнями,
Что развешено кругом,
Поражало вензелями
И каким-то огоньком.
Вышел князь с княгиней вместе,
По парадному одет.
Был сегодня интересней,
Чем вчера, сомнений нет.
И супруга впечатляла
Своей статью и лицом.
Просто за душу цепляла …
Быть с ней проще, как с купцом.
Князь всё время улыбался,
Был внимателен к послам.
И Роже вовсю старался,
Всех назвал по именам.
Объявил и цель приезда,
Что послал его король.
Что Париж ждёт её въезда.
Королева – Анны роль.
Жениха вручил подарки,
Понял, что не удивил.
Они не были так ярки …
И Роже миг уловил.
А что Генрих мог бы статься
Просто герцогом, молчал.
Он сумел не проболтаться,
Хоть и много ещё знал.
Ярослав смотрел, пытался
Для себя учесть, понять.
Сколь правдиво изъяснялся
И насколько доверять?
Знал, что с Францией считался
Сам германский властелин.
И монарх испанский знался
И не только он один.
Польша, Швеция … полезней,
С ними в мире жить – резон.
Всё ж французы интересней,
Чем восточный охламон.
Наконец князь улыбнулся:
- «Дочь хотите посмотреть?»
И к княгине повернулся:
- «Пусть введут, чего терпеть».
Вот княжна вошла в палату:
- «Это Анна, наша дочь!»
Князь подобно меценату
Встал, чтоб дочери помочь.
Встал Готье, Роже был старший,
Он епископ, как и тот.
Замер, словно это маршал
Весь в огне от позолот.
У Роже в уме другое:
- «Наш король хоть не урод,
Но принять, как дар такое …
Перед ней все будут сброд».
Остальные же молчали …
Золотистый цвет волос,
Глаз лазурный без печали
Не давал задать вопрос.
Видя общее смущение,
Князь сам к Анне подошёл.
Чувствуя её волнение,
Взял за руку, в центр сошёл.
- «Ну, так что? Достойна дочка
Королевой вашей стать?»
Смог кивнуть Роже, мол, точка,
Больше нечего сказать.
Лишь Готье разговорился:
- «Я такого не видал!
Раньше я всегда гордился
Тем, что слишком много знал.
Анна более чем достойна
Королевой быть у нас.
Франция теперь спокойна,
Есть чем хвастаться подчас».
Вскоре Анну отпустили,
А князь громко объявил:
- «Про приданое забыли?
Так бы зятя оскорбил».
Готье мыслил по-другому:
- «О каком приданом речь?
Да, подарку дорогому
Нет цены! Её беречь!»
Зашли в зал и обомлели,
Это выставка чудес.
Даже как-то оробели,
У кого-то даже стресс.
Сундуки с одеждой, тканью.
Зятю русский щит и меч.
Драгоценности за гранью …
От такого можно слечь.
Куньи шубы, горностаи,
Соболя, песцы, бобёр …
Соль и сахар караваи
И из Персии ковёр.
Здесь оружие с булата
С инкрустацией и без.
Кубки, россыпи агата,
Самовар в подарок влез.
- «Это стоит всё полцарства …» -
Роже нервно произнёс:
- «Я такое государство
Для себя уже вознёс».
После этого … застолье!
На Руси зовётся пир.
И опять душе приволье,
Что не блюдо – сувенир.
Пироги с печёной сёмгой,
С луком, с волжским осетром.
Палтус, резаный соломкой,
Печень в блюде золотом.
Сельдь печорского засола,
Здесь же малосольный сиг,
Огуречки без рассола
И из омуля балык.
Рыжик с севера, волнушки,
Груздь в желе и белый гриб.
Есть с черники морс, ватрушки,
Мёд гречишный и из лип.
Поросята молодые,
Как жаркое, целиком.
Гуси, утки дымовые,
Творог, каши с молоком.
И мочёная брусника,
И морошка, как янтарь.
Репа с мёдом, земляника,
Да токующий глухарь.
А уж разных вин – залейся;
Мёд в ендовах, там же хмель,
Пиво разное – упейся,
Даже ром с чужих земель.
И послы, как век не ели,
Нет, не кушать, … стали жрать.
Через час осоловели,
Кое-кто начал икать.
И Роже стал бесконтрольный,
Хмель освободил язык:
- «Генрих наш порой безвольный,
За трон драться не привык.
А желающих до кучи
Его в герцоги послать».
Тут Готье: «Слова вонючи,
Так не должен поступать».
Ярослав вдруг рассмеялся:
- «Предлагаю мирный тост!
Чтобы Генрих наш мужался,
Был решительный, непрост».
Все приложились по кубку,
А Роже, так целый жбан.
Даже милую улыбку
Принимали за дурман.
Кто уснул лицом в бруснике,
Кто на лавке прямо здесь …
Утром все питья улики,
Вдруг исчезли. Как? Невесть.
Каждый спал в своей постели,
В изголовье ждал рассол.
И французы захотели
Всё узнать про их прокол.
Слуги чётко объяснили
Что как пить, чем запивать.
Чтобы утром вас любили,
Надо не перебирать.
- «Но князь пил, давал супруге …
Он у вас вино не пьёт?»
- «Нет, не пьёт» - сказали слуги:
- «Ярослав пьёт только мёд».
Всех на завтрак пригласили,
Был накрыт отдельный стол.
Но напитки пропустили,
Утром можно лишь рассол.
И опять борьба с собою,
А как можно устоять …
Тут тебе блины с икрою,
Рябчик, … как его не взять.
Осетрина с хреном, сало,
Стерлядь с юшкой на заказ,
Рулька с тыквой, если мало,
Холодца с горчицей таз.
Квас с изюмом, с мёдом, с мятой.
Квас малиновый, из слив.
Можно с сочнем, с кулебякой,
Можно так, в бокал отлив.
И Роже опять взмолился:
- «Я умру здесь за столом.
Я же сватать согласился …
… не закончится блином».
- «Это всё мы не доели?»
Так Готье слугу спросил.
- «Обижаешь, … раз поддели,
Князь такое б не простил».
Всё прислуге отдаётся,
Кто нуждается, даём.
Так что варится, печётся
Всё день в день, когда приём».
Князь вошёл опять с улыбкой:
- «Рад всех видеть за столом!»
- «Столько пить было ошибкой» -
Роже молвил о больном.
- «Когда пьёшь, мешать не надо …».
Засмеялся князь в ответ:
- «Ром с вином, это торнадо,
Вихрь так кличут – не секрет.
Я вот мёд люблю и только …
Не пьянит, а веселит.
Так что радуйтесь на столько,
Как здоровье вам велит.
Вы ж пробудете здесь долго?»
- «Почему?» - Готье спросил.
- «А куда спешить? Задолго
Надо Бог чтоб освятил.
Анну научить должны вы
По-французски говорить.
Вы же будете учтивы?
Это надо сотворить.
Киев лучше изучайте,
Вдруг придётся здесь бывать.
На Днепре чаще бывайте,
Коли здесь – всё надо знать».
Ну, а вечером по новой
Ужин был с названием пир.
Но за аурой здоровой
Лично князь следил, как сир.
И Роже сказал без фальши:
- «Князь, взываю к небесам!
Если так пойдёт и дальше,
То король приедет сам».
Стали вскоре регулярны
Их прогулки в город, в лес.
Кони были популярны,
Анна, в этом смысле, бес.
Скачки очень все любили,
Больше всех княгиня-мать.
Дочерей всех приучили
По-мужски верхом скакать.
Получил Готье задание,
Чтоб Париж расположить,
Научить княжну заранее
По-французски говорить.
И епископ был чуть в шоке,
Он не мог такого ждать,
Что на первом же уроке
Анна будет понимать.
На лету хватала фразы,
Говорил природный дар.
Вскоре целые рассказы
Включены в репертуар.
Хоть была она строптива,
Но Готье её ценил.
Что не лжива и красива,
Всё другое хоронил.
Подходил час расставания,
Предстоял далёкий путь.
Слёзы, всхлипы и стенания
Не меняли эту суть.
Слуги верные, охрана
Уезжали с Анной жить.
Для кого-то это рана,
Но для Анны с Русью нить.
Сундуки, тюки, коробки
Пребывали каждый день.
Даже книг церковных стопки
Было брать с собой не лень.
По пути она решила
Нанести родне визит.
В Польше тётя власть вершила …
К Добронеге, как транзит.
А сестра Анастасия
Заняла венгерский трон.
Чтоб утихла ностальгия,
Привезти Руси поклон.
Знала, в Гнезно ждут приезда …
Эндре тоже очень рад,
Что её, пока невеста,
Королевский ждёт расклад.
В раннем детстве, вроде в шутку,
Анне назван был жених.
А она не на минутку
Не забыла этот миг.
Сын боярина крутого,
С редким именем Филипп.
Он был старше, но такого …
И не думал, что так влип.
Вроде шалость и забаву,
Анна приняла всерьёз.
Доложили Ярославу,
Он воспринял, как курьёз.
Всё же вызвали Филиппа,
Объяснили, кто есть кто:
- «Отношения ваши «липа»
Быть боярыней … не то».
Анне просто запретили
В той компании бывать.
Недомолвки, сплетни были,
Что, увы, не миновать.
Всё ж с Филиппом попрощаться
Посчитала, как свой долг.
Ей хотелось постараться
Успокоить кривотолк.
- «Ты не хочешь объясниться?» -
И услышав тихий всхлип: …
- «Когда первый сын родится,
Назову его Филипп».
И ушла, … теперь навечно
Их дороги разошлись.
Всё былое скоротечно,
Грёзы детства не сбылись.
О свидании их узнала
В тот же день княгиня-мать.
Позвала к себе, сказала:
- «Тебе скоро уезжать …
Тяжело тебе придётся
И сложней чем у сестёр.
Ничего, … всё приживётся,
Ты ж у нас огонь, костёр».
- «Почему мне тяжелее?»
- «Они вышли по любви!
Чувства их были нежнее,
Знали свих визави».
- «Так и ты отца не знала …»
- «В этом весь мой разговор.
Я хочу, чтоб ты изгнала
Из себя всю глупость, вздор.
Так что, доченька, запомни.
Муж основа, это дом.
Кто бы ни был рядом, помни
Жизнь твоя вся в нём одном.
Полюбить его старайся,
Даже если не красив.
Всегда чистой оставайся,
Будет он тогда правдив.
Не чини душевной боли,
Если вспыхнет в нём любовь.
Ложь не стоит малой доли
Счастья, греющего кровь».
Так, обнявшись, и сидели,
Обсуждая всё и всех.
На прощание поревели
Без свидетелей, помех.
Сто возов, княжна, дружина …
Киев вышел провожать.
Незабвенная картина;
Крики, слёзы, … как сдержать?
Ярослав и Ингигерда
Попрощались у ворот.
Не всегда жизнь милосердна,
Вот он Анны разворот.
Не увидят больше дочку,
Оба думали ей вслед.
Хоть и рано ставить точку,
Но прожито много лет.
Ингигерда накануне
С Готье встретилась тайком.
Она знала, что не втуне
Был епископ знатоком.
Вот его и попросила
Быть для Анны, как родным.
Ведь духовник, это сила,
Хоть и был немолодым.
Он конечно согласился
И поклялся, что не лжец.
Он всю жизнь свою гордился,
Что для Анны, как отец.
Посетили Добронегу,
Казимир муж и король.
В Пешт заехали к ночлегу,
У Андрея хлеб да соль.
В Польше Анну поразила
Неухоженность и грязь.
Нечистотами разило
Даже в замке, где жил князь.
И Готье, пусть потихоньку,
Стал подспудно объяснять,
Что в Париже одежонку
Её придётся поменять.
Он не Киев, там грязнее,
Много всяких нечистот …
- «Ты с ума сошёл! Дурнее
Темы нет. Ох, идиот!»
Роже сильно возмутился,
Вдруг услышав разговор:
- «Хочешь, чтоб он возвратился
Весь обоз? К чему раздор?»
- «Слово дал я там княгине
Всюду Анну опекать.
Что она не на чужбине
И что надо привыкать.
Ну, а Анна, точно знаю,
По характеру – отец!
Слово держит. Не пугаю,
Но беспечности конец».
И Роже вздохнул уныло:
- «К чистоте и я привык.
Вспомню Киев и заныло
На душе. Как мир двулик.
Хоть была она готова,
Вид Парижа чуть потряс.
Серый камень, грязь махрова
И полно монашьих ряс.
В Киев позже написала:
- «Ты куда меня отдал?
Я же к варварам попала,
Про мытьё муж хохотал.
Здесь неграмотные люди,
Внешний вид бросает в дрожь.
Нет греха для них и в блуде …
Нас так просто не возьмёшь!»
Остров Сите – центр Парижа.
Анну Генрих в Реймсе ждал.
Реймс, как символ для престижа,
Реймс здесь всех короновал.
Анну в её положении
Можно только пожалеть.
В современном изложении
Не понять и ошалеть.
Вместе с Римом канул в лета
Весь, как есть, античный быт.
Вся культура жизни эта …
Быт цивильный весь забыт.
Тыщу лет Европа гнила,
Вымирала в хляби скверн.
Диарея говорила,
Отказаться от таверн.
Мыться стало неприлично,
Нет нигде отхожих мест.
Может это иронично,
На нужде поставлен крест.
Выливались все отходы
Через окна или дверь.
Тут же грязь давала всходы
В виде массовых потерь.
И чесотка, и холера
Стала символом тех лет.
Католическая вера
Запрещала туалет.
Был такой трактат известный,
Римским папой утверждён.
Вымыть тело – грех небесный,
Слой защитный повреждён.
Даже вшей они считали
«Божьим жемчугом» святым.
Убивать их запрещали,
Проживать, как с таковым.
В городах, … в Париже тоже
Вонь стояла – невтерпёж.
Сыпь, как родинки на коже,
Оспа – дикости платёж.
И никто здесь не стеснялся
Справить надобность при всех.
Зачастую испражнялся
Где припрёт и без помех.
Даже Лувр, спустя столетья,
Не музей, а как дворец,
Был носителем наследья,
Нужник – кустик, наконец.
Когда Киев покидали,
Готье Генриху писал:
- «Анна вас поймёт едва ли,
Что она вам, как вассал.
Анна сказочно красива,
Я подобных не встречал.
Образованна, учтива,
Мудрость тоже замечал».
Генрих шибко сомневался:
- «Он что? Ангела везёт?
Так лгунишкой и остался.
Нет чего? Изобретёт.
И откуда в диком крае
Образованность взялась?
Это мы чего-то знаем,
Вот молва и расползлась.
Пишет мне о крепкой вере,
Что на первом месте Бог.
Жить с такой легко в пещере
Иль в лесу среди берлог».
Валуа Рауль ехидно,
Генриха ближайший друг:
- Со святошей жить не стыдно?
Ты ж у Бога, как индюк».
- «Я, считаешь, недостойный
Быть с красоткой тет-а-тет?»
- «Что ты, что ты … я спокойный,
Ты ж король – авторитет.
Из глуши твоя невеста,
Босиком ходила в лес.
Платье носит в знак протеста,
Ей удобней бегать без …»
Вот гонец принёс депешу,
Роже кратко сообщал:
- «Пару лье попутно срежу
И мы в Реймсе, как вещал».
На вопрос: «А как невеста?»
Тот глаза лишь закатил.
Генрих вмиг в седло и с места …
Дух свидания захватил.
Свита вся за ним вдогонку,
Валуа не отставал.
Генрих увидал девчонку …
А Готье ведь не соврал.
Горделивая осанка
И в седле не первый раз.
Вот тебе и иностранка …
Впечатление просто класс!
Осадил коня и шагом
Чуть приблизился к ней, встал.
Мысль работала зигзагом:
- «Почему Готье мне врал?
Говорил, она красива …
Взял и недооценил.
Вот смотрю, … она же дива!
Всё Господь в неё вложил.
Гибкий стан, осанку, руки,
Шея, … лебедь загрустил.
Ноги крепкие, упруги,
В стременах, как тут и был.
От ресниц на щёчках тени,
Взгляд лазурный, бровь вразлёт.
На лице намёка лени,
Губки, … просто душу рвёт».
Мысль, как молния сверкнула,
Лишь мгновение. Он стоял.
Из смятения вернула
Фраза Роже: «Я всё внял …
Это Анна киевлянка!»
Она вскинула глаза.
Так могла смотреть славянка,
Словно в омут погрузя.
По-французски мямлил что-то,
Ужасаясь, … не поймёт …
Поняла! Ответив: «То-то …
А смущение пройдёт».
Говорила по-французски,
Как в Нормандии жила.
Словно ей родной не русский …
Генрих понял, что … взяла.
Чтоб при всех не расслабляться,
Так хотел расцеловать,
Дал команду тут же сняться:
- «В Реймсе будем вас встречать!»
Развернув коня на месте,
Вздыбив красочно притом.
Показать хотел невесте,
Что он тоже с огоньком.
Генрих был готов венчаться
Прямо в Реймсе в тот же день.
Приходилось оставаться
Чуть посдержанней, как тень.
Весь обратный путь молчали
Лишь в конце Рауль вздохнул:
- «Мы-то голову ломали …
Бог над нами хохотнул.
Ты везунчик, Генрих, точно.
Прелесть эту отхватить …
А венчаться надо срочно,
Могут и перехватить».
- «И такой смельчак найдётся?»
- «Я осмелюсь, например».
- «Ты ж женат! Тебе неймётся?»
- «Я твой друг, не люцифер.
А она тебя богаче?
Про приданое узнал?»
- «Ты о чём? Сейчас заплачу …
Я венчание заказал.
Где Роже! А как венчаться?
Там же греческий обряд.
Всё же может вмиг сорваться.
Где Готье! Пусть объяснят».
Подошёл епископ, важный …
- «Я с венчанием решил.
Наш обряд, пусть эпатажный,
В церемонию вложил.
Анна будут так венчаться!
В коронации при сём
На Евангелии клясться
Будет только на своём».
- «На каком своём, простите?»
Генрих у Роже спросил:
- «Ей написан, посмотрите …
Я смотрел и разрешил».
- «Она что? Его читала?» -
Генрих даже побледнел:
- «Где же грамоту узнала?
Там же глушь, тоски удел».
Здесь Роже заулыбался:
- «Анна вовсе не дикарь.
Я там просто наслаждался,
Как она поёт тропарь.
Знает греческий и польский,
Шведский знает и латынь.
А теперь и наш французский
И читает всё. Аминь!»
И Рауль расхохотался:
- «Ну, друг Генрих, ты и влип.
На «дикарочку» нарвался …
Да, Роже тебя расшиб.
Но давай не расслабляйся,
Ты же всё-таки король.
Велика Русь, не теряйся,
Ей до нас расти изволь».
И опят Роже вмешался:
- «Это нам расти до них!»
А Рауль: «Ты помешался.
Унижать решил своих?»
И епископ не смутился,
Лишь подумав, обронил:
- «Всё сказать вам не решился,
Чувства, скажут, оскорбил.
Киев красивей Парижа,
Чище нас во много раз.
Там не льётся с окон жижа,
Нет болезней от зараз.
И по площади он больше.
Наш Сите там район.
И дороги служат дольше,
Чистота у них канон.
Плахи мощные из дуба,
Как покрытие дорог.
Даже в дождь, выйдя из сруба,
Не запачкаешь сапог.
Для отбросов там есть ямы.
Бросил мимо – штраф на год.
Вдоль дорог везде канавы,
В основном для талых вод.
А страна, откуда Анна,
Из всех стран богаче всех.
Так что нам она желанна
И что здесь, уже успех.
А приданое у Анны -
Дань для Франции за год.
Вы б видали караваны,
Что шли в Киев, нас в обход.
Купола соборов крыты
Только золотым листом.
Даже в сёлах не забыты,
Всё здесь в блеске золотом.
Они шкурки горностая
Стелют так, чтобы сидеть.
Это «глушь» для вас такая?
Лучше съездить, поглядеть.
Грамотны там все буквально,
Ярослав сам не простак.
Даже слуги, как нормально,
По-латыни, … только так!
Младший брат твоей невесты
Знает пять аж языков.
Проявляй к ним интересы,
Русь не любит чудаков».
Генрих сник: «А как быть дальше?
Я ж неграмотный совсем.
Не вернуть, что было раньше.
Ну, а врать всю жизнь, … зачем?»
И епископ вновь тактично
Доложил: «Да, всё не так!
Королю же неприлично
Вешать нос. Здесь нужен такт.
Анна – символ обаяния,
Не обидит даже мышь.
Ей самой нужно внимание,
А ещё нужней малыш.
О тебе я всё подробно
Анне дома рассказал.
Ей не будет неудобно,
Нужно, чтоб ты доказал».
Так случилось, что влюбился
В Анну не один король.
Рауль тоже сна лишился,
Донимала зависть, боль.
А наутро Реймс проснулся
От глашатых и литавр.
Город словно окунулся
В шум свирелей, труб, гитар.
Горожане ликовали,
Анна поразила всех.
А одежд таких не знали,
Первый раз, увидев мех.
И вот Анна королева!
Готье голову склонил.
Для него она, как Дева,
Клятву данную, хранил.
А потом пир, безусловно.
Кто был в Киеве, грустил.
Лишь Роже сказал дословно:
- «Жмот французов породил».
Генрих, бравший женщин силой,
Тут, как мальчик, оробел.
Анна стала очень милой,
Когда все ушли от дел.
Подхватив её на руки,
Он почувствовал, как млел.
И она, как от разлуки,
Поняла, что он хотел.
Улеглось всё постепенно,
В колею попала жизнь.
Вместе с ней одновременно
Души их навек слились.
Родилось два мальчугана,
Старший назван был Филипп
В память детского другана,
Но не стал он прототип.
Генрих умер слишком рано.
И пока Филипп был мал,
Стала регентшей нежданно
И ушла, как час настал.
Вышла замуж за Рауля
И была у них любовь.
Не хотел его сынуля,
Чтоб она рожала вновь.
Валуа прожил не долго,
Но династию создал.
И потомки трон надолго
Сохранят, как идеал.
Анна так и не сумела
«Русский дух» хоть чуть привить.
Или просто не успела …
Её не за что винить.
Она имя не сменила!
И хоть времечко идёт,
Её помнят, в этом сила,
Анной Русской и живёт.