В желудке пустующем жизнь
Бурлит первобытным инстинктом.
Жестокий столичный цинизм
Зовёт к опечаленным сфинксам,
Видавшим египетский зной,
Балтийскую серую морось.
И смертный за Родину бой,
И неофашистскую сволочь.
Из вечности смотрят в Неву
Усталые мудрые кошки.
К ним в час размышлений приду,
Когда за Отечество тошно.
Их, словно друзей, обниму,
Поплачусь я каменным глыбам,
Что страшно за нашу страну,
И время от времени стыдно.
Мне стыдно, когда старики,
Что наше "сейчас" создавали,
Штурмуют ломбардов ларьки,
На деньги меняя медали.
Мне страшно от взгляда больниц,
Разбитых, молящихся Богу,
Считающих мелочь на шприц,
Где выжить лишь сильные могут.
И тяжко вздохнёт сиенит*,
Согретый моими руками.
И сердце его заболит.
(Живой он, ни сколько не камень.)
Фивейский седеющий страж
С извечной тоскою по дому.
Он жертва былых распродаж
И селфи туристов нескромных.
Не бойся, мой друг, не тужи.
В Египте сейчас тоже селфи.
А здесь для усталой души
Поют колыбельную верфи.