1.
Я в ней сгину, в этой твоей степи,
Пропаду, запутаюсь в ковылях.
Что мне, дуре, глупое "потерпи",
Проползи до Города на локтях,
Не закрой глаза, не замри в пыли,
Не уткнись лицом в сухостой...
Все блажь.
Когда жаром щиплется от земли,
Когда за полсна целый мир отдашь.
Если я смогу не забыть, зачем
Червяком тянусь на восток живой,
Я хочу, поднявшись, дрожа, с колен,
Увидать Того, кто пошёл со мной.
2.
Это место умерло. Так и знай,
Расскажи друзьям, пусть не ходят впредь.
Здесь туман стеной, здесь вороний грай,
Здесь нельзя любить и нельзя стареть.
Это раньше золото и гранит,
Это раньше небо лазурь-паслён.
А теперь все мучится и болит и не помнит даже своих имён.
В гулких залах чудища трут глаза
И гортанно хнычут, раззявив пасть.
В их зрачках зеркальная бирюза,
Засмотреться - значит, совсем пропасть.
И остаться с ними,
И слушать, как из зеркал, из узких щелей окон выползает дикий безумный мрак, припадает к шее клыкастым ртом.
Уходи скорей,
Уходи туда,
Где живым багрянцем румянит степь.
Где ещё не замерли Города.
И где можно даже любить и петь.
3.
Доктор морщит лоб, Доктор прячет взгляд, Доктор очень хочет про все забыть.
Сны и память - яд.
Сны и память - яд.
Разъедают тёплый квартирный быт.
Что прошло - прошло, кто ушёл - ушли, разметались прахом сухим к чертям, к равнодушной хватке больной земли, к некрасиво гнущимся ковылям...
Город чист, он светел от фонарей,
Он закован в каменный свой доспех.
Город пахнет солью семи морей, и дожди в нем - звонкий небесный смех.
И пускай за степью тугая мгла паутиной липнет, висит тряпьём на домах, запущенных без тепла,
На веревках с грязным сырым бельём.
Там живых, наверное, больше нет. Только тени, только глаза и рты.
Человеку нужен какой-то свет, даже там, где тошно от темноты.
Доктор хочет пить. О стакан с водой его зубы лязгают, как клыки.
Доктор знает: он лишь чуть-чуть больной, только треть нездешней в зрачках тоски.
4.
Карантин напрасен. Теперь всерьёз въелась хворь в кирпичную кладку стен.
Можно только слепнуть от жгучих слез да в больших церквях не вставать с колен.
Только каждый знает, что кончен срок огонька живого в сплошной степи.
Когда Мор приходит - бессилен Бог.
Он и сам не в силах себя спасти.
Поцелуй меня и ложись в кровать,
И держи, и цепко смотри в глаза.
Будем так, обнявшись, с тобой лежать,
Пока в теле плещется бирюза,
И болит в словах,
И в зрачках дрожит,
И мешает вспомнить напев имён...
Даже так
Чудовищно
Можно жить.
В этой мгле вдвоём.
До конца вдвоём.
5.
И однажды кончатся Города.
И начнётся Степь. Воцарится Степь.
В ней уже не выпадет никогда человеку звонко любить и петь.
В ней уже не нужно бояться снов, сны живым - чудовищам только явь.
Только плоскость неба без вязи слов можно пить глотками - лишь пасть раззявь.
Так не будет лучше. Но будет так.
Искры гаснут, вязнут в сетях тугих.
Хворь ползёт уверенно на маяк, что блестит и светит в глазах живых.
Степь лелеет Хворь, устилает путь ковылем колючим, сухим песком...
6.
...Я тебя увижу когда-нибудь.
Как когда-то свет,
Как когда-то сон.