1
Мой первый помысл был - он в каждом слове лжёт,
Седой калека с злобными глазами,
И око каждое следит, и за следами
Непредставимый, весь подобный шахте, рот,
Сомкнув свои края, восторга ждёт,
Он новой жертвы ожиданьем занят.
2
Что сделать он ещё был должен с веществами,
Что, ложь коварную скрыв, смог постичь,
Для путников, что там могли его настичь
И о пути спросить? Я знал, смех с черепами,
Кроша их костылём, и смерть мне под ногами
Для продолженья праха пишет спич.
3
Мой в оправданье долг с пути поворотить
Зловещего, где все шагают. Пусть и
Сокрыты Тёмной Башнею. Допустим,
Ему я буду верить. Честь забыть,
Без гордости с надеждой возвратить,
С таким же лёгким окончанием без грусти.
4
Ведь всё в моей между мирами жизни -
Мой поиск, беспрестанен и глубок,
Моя надежда, сжатая в клубок,
Слова мои - успеха робкий признак.
Мне тяжело сдержать судьбины укоризну,
И в сердце сбой, как горечи глоток.
5
Как бы больной, готовый умирать,
Едва живой, бессильный человек,
Он, слыша слёзы, не смыкая век,
Шанс получает путь иной избрать,
Без дешевизны, в одиночку, чтоб не врать...
Удар силён, но горевать ли век?
6
Одним могилы обсуждать не лень:
Тут на места в земле ничто не скупо,
И лучший час для погребенья трупа,
Венки, таблички, похорон момент, -
Всё слышит человек и только ждёт легенд -
Любить не грех, и отдохнуть не глупо.
7
Я долго странствовал, страдал, но мог идти,
Следов судьбы же отыскать не смог,
Хоть был от Тёмной Башни недалёк,
Дороги лучше не сумел найти -
Других беда подстерегла в пути,
Не знаю, право, сколь к себе я строг.
8
В отчаяньи я прочь отвёл глаза
От ненавистного калеки и пути,
Которым он мне указал идти,
Тоскливо, в одиночку. Полон зла,
Он шёл к концу, и мрак его пронзал.
Закат бродягу на дороге осветил...
9
Знаменье получив, я смысл не видел в нём -
Теперь лишь только я и пустоты предел.
Чтоб сделать паузу, я в никуда глядел
И видел путников, что шествуют вдвоём.
И горизонта не вмещает окоём,
И продолжать идти - один удел.
10
И так я шёл и прежде не видал
Таких голодных и пустынных мест...
Здесь ни цветов, ни трав, деревьев нет окрест,
Лишь куколь, молочай вовсю произрастал
И благовоний источать не перестал,
Но гвозди всё ж таил в себе, как крест.
11
Как от нужды не скорчить здесь гримасу,
Когда ты - странной этой часть земли?
Закрыв глаза, ворчит природа: "Посмотри!
Мне не помочь, нет сил, и делу нету спасу.
Лишь пламя Страшного Суда имеет массу,
Кальцина силой пленных исцелит."
12
Так, если оборвал чертополох,
Над головой его товарищи, склонясь,
Переживают, и чертополоха вязь,
Вся в дырах и шипах, скривившись вбок,
Таит надежду, что исход неплох,
И продолжение - с животной жизнью связь.
13
Траве, как волосам на лысине, - беда -
У прокажённого. В стерню впиталась грязь,
И будто кровь под ней текла, струясь.
Стоит слепая лошадь. Как доска, худа...
Увидишь, обомлев, коль ты пришёл сюда,
Преодолев нужду и чёрта не боясь.
14
Жива ль она? Мертва, насколько знаю, да.
С загнутой набок шеею ужасно,
Сомкнув глаза под гривой ржаво-красной.
Редки такие искажённости всегда.
Так гадок не был мне никто и никогда,
И смерти лишь такая злость подвластна.
15
И сердце я открыл и распахнул свой взгляд,
Хотел, как воин перед битвою, вина,
Искал глазами, где же счастья сторона,
И роль свою хотел как следует сыграть.
Есть зрители и ром, в бою творец - солдат,
Вкус придают ему былые времена.
16
Не это! Внешность Катберта ярка,
Лицо в убранстве золота кудрей.
Друг дорогой! Почувствовать скорей,
Что направляет к тем местам твоя рука,
Где меркнут лики недругов, пока
Огонь души сменил холодный спрей.
17
Джайлс с честною душою там стоял,
Фрэнк, как на посвящении в бойцы,
Сказать не смог, как добры молодцы...
Мой верный друг, и я не ощущал,
Что сцена - эшафот. Палач топор поднял
И приговор прочёл. Предателю - концы...
18
Уж лучше так, чем жить подобьем старым,
Поэтому назад дороги нет во мрак.
Ни ухо напрягать не стоит тут, ни зрак.
Ночь ухает совой, бьёт палицы ударом.
И вдруг спросить: "Ведь степь скудна недаром?" -
Пришло мне в голову, нарушив мыслей такт.
19
Вдруг - речка на пути, а не гряда,
Исподтишка змеёю подползла,
Чуть плещет, как на сердце горечь зла,
И пенится, как мыльная вода
Для блеска дьявольских копыт, как гнева льда,
И в чёрном вихре накипи в узлах.
20
Невысока недобрая трава.
Ольха колени будто преклонила.
В воде стоят самоубийцы-ивы,
В отчаяньи, без звука, но жива,
Река, как бы судьбу их прожевав,
Бесстрашная, течёт, как кровь по жилам.
21
Припомнил всех святых, пока шёл вброд
Настичь за мёртвой речкой мертвеца,
За каждым шагом ждать стрелы конца,
Волос, усов бояться и бород!
Поймал я крысу водяную в лоне вод,
Но писк её как у грудного был мальца.
22
И рад я был ступить на берег на иной
Земли прекрасной, но предвестие напрасно -
Кто воины, чей путь войны ужасной?
Чей слышен топот, хоть и лужа под ногой?
Грязь хлюпает, и в жабах яд другой...
Лесные кошки в клетке от нагрева красной.
23
Борьба должна быть не подстать аренам.
Кто их поставил перед выбором таким?
Следов нет делом занятых своим,
Обратных нет... Злой пивоварил демон
С мозгами их, прикованных к галерам,
И в ямах верящим богам другим.
24
И, более того, в дороге - где и как? -
Плохие палки вставлены в колёса,
И обод бороздит дорогу косо.
Податливы тела мужские, как тюфяк,
Под Тофета резцом. Никто не знает факт,
Куда точить он ржавые клыки приносит.
25
Потом ещё немного землю я топтал,
Болото перешёл и вновь пришёл на сушу,
Отчаянья уж не пуская в душу,
Всё сделанное в клочья разметал.
Всё изменилось. Путь лежит к другим местам,
И позади топь, глина и голодный ужас.
26
Теперь разросшийся повсюду мох цветной,
Как гной, что в трещинах земли засох,
Кипящей жижи сквозь изломы всплеск и ток,
Потом какой-то дуб расколотый, гнилой,
В нём трещина, как рот в ухмылке удалой,
Разверстый, чтоб предсмертный сделать вздох.
27
На этом не конец, так говорит закон.
Ноль расстоянья, пустота, вечерний мрак.
Лишь след мой заставляет думать так,
Что птица чёрная, мой друг Аполлион,
Лишь мимо пролетит, с крылами, как дракон,
Мне шляпу сбив, и в этом тоже знак.
28
Взглянув наверх, я понял, что расту,
И в сумерках меняется равнина,
Вокруг сомкнулись горы - вот картина! -
И высотою гор гряды гнетут.
Я этим удивлён сейчас и тут,
Попал в капкан, в ловушку, в паутину.
29
Я с полпути почувствовал подвох,
И зло со мной, и, знает бог, когда,
Во сне дурном возможно, значит - да,
Успешен путь, коль ты зарубку сделать смог.
Так откажись однажды - в мыслях - щёлк! -
И ты внутри ловушки навсегда.
30
И тут блаженство на меня сошло, как мрак...
Я в нужном месте. Справа - два холма,
Как два быка, сплели рога тайком весьма.
Скальпирована высота. Дурак!
Дурак! Проспишь, как пень ты, важный знак -
Всю жизнь смотрел и нажил два бельма!
31
Так что же спрятано в той Башни темноте,
Приземистой такой, как сердце дурака?
Одеты карим кирпичом её бока.
Таких нет в мире. Бес смеётся в высоте,
Курс правя моряку, на шельф чтоб налетел,
Ждёт треска палубы, не нападёт пока.
32
Не вижу. Может ночь причиною? Нет, день.
Вернулся к прежнему, но прежде чем уйти,
Закат зажмёт расселины в горсти.
Холмы-титаны наохотились, им лень
Искать, уткнувшись, где в заливе тень.
Удар ножом - конец творенья и пути.
33
Не слышу. Шум везде и всюду. Он будил,
Гудел, как колокол. Я слышал имена
Всех-всех моих друзей, и память им верна.
Смелы, сильны, храбры, и каждый молод был,
И это счастье было. И тот друг, что мил, -
Пропал, пропал! И миг меняет времена.
34
Они стояли там, ютясь на склоне гор,
Чтоб видеть, в пламени я, будто фолиант,
Запечатлеть огня всё охвативший кант.
Я всех их знал, и я смотрел в упор,
Бесстрашным слизнем устремляя взор.
Дошёл до Тёмной Башни Чайлд Роланд.
- [ ]