У моря, на седой опушке
Уж триста лет рос крепкий дуб.
Его разложистой макушке
Дивился даже лесоруб.
В мясистых листьях жизнь кипела,
Кружили стаи пестрых мух,
И каждый раз морская пена,
Как в первый раз пленяла дух.
Отдав поклон столетий мукам,
Наш дуб был очень молодой
Всего лишь равен только суткам
Для всех деревьев год людской.
Настало время зимней стужи.
Затих в лесу и скрип всех крон,
Застыли при дороге лужи,
Дуб погрузился в тихий сон.
И предрождественскою ночью
Поднялся в море сильный шторм;
Немало, раздроблённых в клочья,
Пошло судов на рыбий корм.
Волна со льда лепила горы,
Гремя, как пушечный снаряд;
Казалось, как лесные воры,
Деревья пятились назад.
Но дуб не слышал тех раскатов.
Он мирно над обрывом спал,
Тепло рассветов, мёд закатов
В приятной зыбке вспоминал.
Все грезил, словно летним зноем
Опять кружатся стаи мух,
Щеглы зелено-красным роем
Репейника щипают пух.
Вокруг, казалось, всё кружилось,
И даже в море корабли;
Впервые дубу захотелось
Вдруг, оторваться от земли…
И он, расправив ветви-крылья,
Взмахнул могуществом веков.
Подняв столбы песчаной пыли,
Освободился от оков.
Ах, как прекрасно быть ведомым
Рукою свыше в небеса,
Прибой, давно ему знакомый
Стал с высоты, как полоса.
Летел, он, тучи обнимая,
Светясь от счастья, как фугас,
И на листок не представляя,
Что происходит в этот час.
А в это время мгла морская
Дрянной рукою из глубин,
Среди обрывов выбирая,
Всё ж предпочла себе один.
И, одержимая забвеньем,
Нащупав тот разлогий дуб,
Звериной хваткой, диким рвеньем,
В него вонзила льдины зуб.
Омылись корни вековые,
Древесный треск наполнил лес.
Дуб скрыли волны восковые,
Его обрыв навек исчез…
Пришло рождественское утро,
Мороз округу обвенчал,
И в чаще тишина, как будто
Никто ночных вестей не знал.
Лишь только раз был упомянут
Наш дуб бывалым моряком,
Его он там, где волны таят
Давно уж выбрал маяком.
Аж сорок лет к родным причалам,
Ему тот ориентир дарил,
Теперь же в тихом сне качаясь,
Навеки в небесах почил.