Светофор мигает ядрёно-красным, самолет лобзает небесную твердь.
Привыкая верить в свои же сказки, забываешь совсем про красотку-смерть, а она обижается;
на закате ждет тебя на раскатистом пустыре - не приходишь, гадает:
— С какой же стати? Ну и ладно! Встретимся на заре.
Плащ повесит, любовно разгладит складки, и вглядится в ночной полусонный мир. Пишет:
— Где же ты был? Вновь играешь в прятки?
— Засмотрелся снова на Альтаир!
...
— Знаешь, Смерть, эти звезды мерцают в море, разбивая вдребезги тонкий лед, он трещит по швам, и волна в миноре свою песню протяжную мне поёт.
— Знаю... — только ответит и снимет кожу, к белой кости прилипший, натёрший скальп.
— Но и мне надоели чумные рожи, надоело косу упирать в асфальт. Я не жалуюсь! Что ты! Но я устала ждать, пока ты насмотришься в горизонт.
Смерть поправит слетевшее одеяло и продолжит:
— Ведь это такой позор! Не суметь забрать... И кого? Поэта! Звездочёта! Развратника! Алкаша!
Улыбнётся и вспомнит, как странным светом, звёздным блеском искрится твоя душа.
...
Ты попросишь:
— Смерть, еще пять минуток!
(Словно маму, что в девять зовёт в кровать.)
— Звёзды так далеки и так абсолютны... Суть не в том, что не хочется умирать!
Досмотреть, додышать, допрожить до точки, нет, до многоточия твоих стихов, до конца паутину плетущей ночи из веснушек-звезд.
— Смерть, ну, все ... готов!