Автопортрет, холст, масло, 55х40
***
В тех незабвенных девяностых,
Когда любой грядущий день
Мог съесть меня легко и просто
Иль навсегда задвинуть в тень,
Лишив работы и достатка,
Жилища, статуса, семьи, –
Ах, как тогда любилось сладко!
Какие пели соловьи
В душе! – ведь каждый миг последним
Мог стать в бурленье бытия.
Была как все чуть-чуть я ведьмой.
И в том заслуга не моя,
А просто в миг, когда надежды
Хрустально крошатся навек,
Свою личину, как одежды,
Срывает в спешке человек,
Чтоб обнаженность чувств и веры
Его вели над бездной вдаль,
Чтоб от агонии империй
Уйти тропинкой той, что встарь
Спасала прадедов от смуты
Набегов вражьих, прочих бед;
И чтоб в секунды, не в минуты,
Мы постигали мудрость вед,
Чтоб всё, что нам дано природой,
Внезапно вскрылось подо льдом
Надежд и образов – угодных
Не нам, а тем лишь, с кем живём,
Кого считали мы опорой
В своём привычном круге дел.
Мы прозревали очень скоро.
А кто с прозреньем не успел,
Тот оставался где-то втуне
В грядущей жизни, и уже
Букашкой в вечном накануне,
Как в янтаре, как в мираже,
Смирялся, гас, не исчезая,
Не раздражая, не виня.
А жизнь летела как борзая
За дичью в дикой пляске дня,
Который всё, чем были, выжег,
Вознёс, втоптав сначала в дно…
Благодарю за то, что выжить
Мне всё же было суждено –
Нахальной, рыжей певчей птичке
Без хлама, злата, без гнезда.
Последний день живу! –
Привычка
Со мной осталась навсегда.
СТАРЫЕ ПОЭТЫ
С.Фиксину
Да, я трогала степь, — она колется!
Но сосед седовласый сказал,
Очень складно сказал, как пословицу:
— Степь руками потрогать нельзя.
Остальные смолчали и выпили
Тепловатую влагу до дна.
Мы сквозь окна автобуса видели,
Как в степи распускалась луна.
Были все мы причастными к таинству
Трогать словом людские сердца.
Блики лунные медленно таяли,
На лицо набегая с лица.
Я была молодая, всесильная
И колючая, как на войне,
И дерзила, и даже просила я,
Чтобы водки налили и мне.
Как давно мы в автобусе ехали,
В сельских клубах читали стихи!
Распрощались с земными успехами
Дорогие мои старики.
Над могилой четвертою плакала
Я, как будто осталась одна.
Молодая и сильная плавала
Над пустынной отчизной луна.
Меж утратами годы —
А помнятся
Вместе, рядом со мною, вблизи…
Да, я трогала жизнь, — она колется!
Кто из вас мне теперь возразит?
***
Обещание – самоуверенность листьев,
Зеленеющих только недолгий сезон.
Обещание – зыбкая истина истин,
Что по сути – всего лишь бездонный озон.
Но с какою надеждой спешим надышаться –
За мгновенье – на всю, что отпущена, жизнь.
Обещание – мостик над бездною шаткий,
Если сможешь, – пожалуйста, что ж, удержись.
Ах, надежда любви нескончаемой, вечной,
В человечьем невечном слепом бытие!
Кто-то в юности нас обнимает за плечи.
Обещание – встреч скоротечность в фойе.
А теперь я поверила в Необещанье:
В предназначенность нашей разлуки, в ничто!
Может, это созревших сердец обнищанье?
Может, так. Не обманута буду зато
Ни объятьем, ни клятвами, ни вдохновеньем.
Никогда мы навеки не будем верны!
Оттого-то мне дороги эти мгновенья,
Оттого они, будто бы вечность, длинны.
***
В скособочившемся автобусе
От родителей уезжая,
Вдруг понять, что на этом глобусе
Из живущих всех больше жаль их.
Ах, как радовались!(Что ж так больно-то?) –
Мол, приехала дочка взрослая.
Счастье –
Вдруг, как прозренье, понято –
В том,
Что нежность еще не поздняя,
Что загладить вину раскаяньем
И вниманьем успеешь, может быть…
Мчит автобус сквозь ночь с окраины,
Перегруженный, покорёженный.
ГЛАСНОСТЬ
Ах, эта правда! – не по совести,
По дрязгам временных властей.
Так – торопливо, в скором поезде
На перепаде скоростей, –
Роман нетрезвый, смутный, с похотью
Врасплох застигнет, понесёт:
Успеть бы! – хоть обманом, походя
Все чувства выплеснуть в расход.
Потом наступит отрезвление.
На полустанке, сам не свой,
Как обворованный – осмеянный,
С больной угарной головой,
С пустой мошной, почти без прошлого,
В помаде всех заздравных шлюх.
«Ах, дорогие, ах, хорошие…»
Погас колёсный перестук.
И только пыль. И тропка узкая.
Изба – в навозе по стреху.
Как в рабстве ставленая русская
Душа – у века на слуху.
1990
ЭПИТАФИЯ СССР
От великой страны остаётся – фарс.
Дежавю – не держава, осколки вдрызг.
Десять тысяч америк – скажи им «фас», –
Отвернутся, азарту ведь нужен риск.
Всё прогнило, рассыпалось, как труха:
Изнутри ненасытный жучок точил.
Так в мозгу рассыпается храм стиха,
Когда плачет ребёнок больной в ночи.
Беловежская пуща в квашне дождей
Распухает, как тесто, на всю страну,
Набрякают в ней лики таких вождей,
Что на Лобном бы правили в старину.
Несть числа всем удельным князьям, в ружьё
Встать готовым за маленькую, но власть.
Как из проруби выплыло вверх жульё.
Скоро нечего будет и в душах красть.
1991
***
Страна мертва? Рыдает всё навзрыд:
Трава, листва, ресницы, небо, крыша;
Подставим таз. Капель в него стучит
Как барабанщик в улочках Парижа.
Теперь легко представить свой отъезд
В Париж, в Нью-Йорк ли, к чёрту на кулички.
Страна мертва. На ней поставлен крест,
Что от дождя и помыслов коричнев.
Но дождь пройдёт.
Узнаем в свой черёд,
Уже изранив пасть крючком наживы,
Что мы не сброд, а всё-таки народ.
Страна жива, пока мы в общем живы!
1991
***
Предчувствие беды – везде, во всём.
В янтарной ложке мёда есть изъянец,
Как в яблоке сквозь чисто-алый глянец –
Следы жильцов, берущих плод внаём.
Такой же червоточинке сродни
Моё почти дочернее признанье:
«О, родина, спаси и сохрани
Моей любви поверженное знамя!»
Отчизна равнодушная с утра
Как милостями осыпает снегом.
И не расстаться, знаю, с этим небом,
Пусть даже и попросят со двора.
***
Моё спокойствие обманчиво
Как перед бурей и бедой.
Моё спокойствие оплачено
Внезапной прядкою седой.
Моё спокойствие повенчано
Со всеми силами стихий
И не смирением расцвечено,
А лишь презрением глухим.
Живи, моих тревог не ведая,
Как в погребе пороховом.
Я не от счастья стала ведьмою
В Эдеме призрачном твоём.
***
Поздно и весело –
Несовместимость
Слова и Дела, прозренья и долга.
Так переживший свою Хиросиму
Мается жизнью оставшейся долгой.
Всё за спиною. Развенчаны будни.
Праздники – в ржавых консервных гирляндах.
Помнишь? –
Попутчик потерянный
«Будьмо!» –
Провозглашал
И не вынес баланды
Из словоблудия энтузиазма
(Где-то шоссе с этим именем живо).
Быть, погрязая в трясине маразма, –
Непредсказуемо – кем, некрасиво.
Поздно и весело думать об этом.
Живы лишь вещи. Ни веры, ни долга.
Чем же мы держимся? Белым ли светом –
Тем, что считали мы белым так долго?
Или улиточным нашим покоем,
Что прилепился к былинке над бездной?
Поздно и весело видеть такое.
Так обречённым на казнь неизвестно,
Что продиктуют последние мысли –
Жажду отмщенья? Обиду на Бога?
Поздно и весело кланяться выси,
Если пустая она – без пророка.
Звёздная мелочь просыпалась в дырки.
Нищему – броситься в пыль и елозить.
Только душе по-монашески стыдно
Тайну поэзии высказать в прозе.
Сделаться глупым, доверчивым, чистым –
Поздно и весело.
Шелест страничек –
По-шутовски маскарадные листья,
Смех, что над гробом времён неприличен.
Поздно. И весело. Время прощаться
Русской поэзии с троном мессии.
Ах, это «глупое милое счастье», –
Ты на губах уж непроизносимо.
ВРЕМЯ ПРОЩАНЬЯ
Над письмом от товарища давнего
Разрыдаться нетрудно уже,
Если нет в повседневности главного —
Чистоты и покоя в душе,
Чем пленяет нас юность ушедшая,
Чем платить так легко по счетам.
Эта мысль, как оса надоевшая,
Всё летает за мной по пятам.
И товарищ в Нью-Йорке кручинится
Всё о том же, что мучает здесь.
Просто: следствие путать с причинами —
Это юности преданной месть.
Нам ли, нами ли преданной — нечего
Разбираться, виновных ища.
Память местом рожденья помечена
(Ну, а память — увы, — не душа), —
Местом, временем, встречами, мыслями
И поступками, что не вернёшь.
Отъезжающей сутолкой лиственной
Перемешана с правдою ложь.
От себя убегаем, от памяти,
Чтобы мучиться ею вдали.
Плачет небо.
И лиственной замятью
Заслоняет свой взор от земли.
***
Нищий, и тот,
Если встречен он в юности, —
Юность,
Каждое дерево, каждый пустяшный лоскут.
Лотта жена, покидая свой дом, оглянулась —
В столб соляной обратившись векам на тоску.
Где он, твой дом?
Где твои повзрослевшие дети?
Где он, твой пес, домовитый мохнатый клубок?
Столб соляной!
От себя никуда нам не деться.
Но и от времени —
Кто уберечься бы смог? Столб соляной?
И сомненьями не обмануться.
Столб соляной — это оборотень от добра.
Гибнут империи. В прошлом уже не проснуться.
Ну, а в грядущем — пора, да нейдет со двора
Столб соляной…
И покуда дожди не подточат
Памяти мёртвой горючие эти пласты, —
Солнце не греет, и розы цветут, кровоточа,
Смех замирает,
И счастье тускнеет в горсти.
***
Никого не бросала вроде бы
Ни с отчаянья, ни во сне.
Покидают меня, как родину,
Изменяя себе, а не мне.
На чужбине пичуга тренькает
Так знакомо на весь покос!
Заколоченной деревенькою
Мне оплакать себя не пришлось.
До того ли? Плодами радовать
Есть кого, а судить — не след.
Не у родины счастье украдено,
Если родины больше нет.
Влюблена и всегда возлюблена,
Молода и стара, как мир,
Не унижена, не погублена,
Не истёрта в суме до дыр,
Я всё та же — и незнакомая
Для глядящих с тоской извне.
Никого не гнала из дома я.
Никого не зову во сне.
***
Вскачь жила, как всадник на коне,
Жизнь по швам трещала вся на мне.
А сейчас в застывшей тишине
Миг смакую – льдинкою в вине.