Спешит весна. Мы, пленники зимы,
Осматриваем льдами сданный город,
Чей вкус в копытцах луж глубоких – горек,
На солнце сушим небо и умы
О дне грядущем. Мелом на снегу
(Осталось кое-где немного снега,
От солнечных ему укрыться негде
Горячих губ;
А мела предостаточно везде.
Наш город разлинован был умело:
Во тьме с пути опасно сбиться смелым,
Ничтожен был пленённый зимний день…)
Выводим имена и письмена,
Желая позабыть ярмо осады,
Хотя осадок есть, и уйма ссадин –
Душа полна.
Запасы были съедены давно,
Остались крохи сил и море жажды,
По тёплым суткам жадно бредит каждый,
Пока в окно морозно дышит ночь.
А летом было всё наоборот:
Тянулись дни плющом по жарким стенам,
От нас сбегали тени по ступеням
В прохладный ров.
Не верится, что выжила сирень,
И рыжий одуванчик, и ромашка,
Когда катилось лето вверх тормашкой,
Октябрь молил без боли умереть.
Не верится… Но сладок жар в крови,
Мельчают на обочинах копытца,
В которых только небом и напиться,
Чтоб гнёзда вить.
Пернатых весел шумный «Парадиз»,
Поют с утра, на миг не умолкая,
А солнце этим пеньям потакает,
Они и рады петь ему на бис.
До смерти, видно, вас заговорю –
Закончу прямо здесь, короткой строчкой,
Ещё подпрыгну и махну платочком
Весеннебрю*.
*мартобрю - Бродский.