Котенок

Виктор Нам
 Еду в лифте. В него забрался котенок. Милый. Черный с белым. Захотелось взять его на руки. Маленький дрожащий комочек. Выходя из лифта с котенком, встречаюсь с моложавой старушкой в сиреневом платье. Благообразная. В соломенной стильной шляпке. Раскосые слегка глаза. Как у моей жены. Чуть морщинистые складки за ушами. Смугловатая. Улыбнулась. Сказала, что какой у меня хороший котенок, но иногда они бывают смертельно надоедливыми. Причем взгляд был какой-то жесткий. Холодный. Очень неприятный, немного насмешливый. Даже мурашки пробежали по спине. Но мы разминулись и она пошла к лифту. Каким-то молодым неожиданно для ее облика шагом. Но это уже все мимоходом. Просто успел отметить. Котенок же  в очередной раз мурлыкнул на руках и как показалось блаженно затих.  Первое желание было положить его у стенки в подъезде, но очень быстро я отревизировал это решение и когда  нашел какой то бумажный пакет с ручками из недорого супермаркета, то хлопотливо засунул в него котенка, положил осторожно в ноги перед задним сиденьем, вздохнув. Потом захлопнул несколько осторожнее, чем обычно дверь, плюхнулся на уже изрядно продавленное сиденье своего китайца, повернул ключ и сразу, не прогревая мотор, поехал по привычному маршруту.
Дома жена удивленно встретила словами: «Как, ты был в магазине?» «Да, нет» -развеивая ее недобрые предчувствия, сказал я, «Котенка подобрал, смотри какой чудный».
Котенок строит неприятности. Не делает, не творит, а именно строит. Гадит.  Мучает. Не дает спать. Изощренно. На попытки угомонить начинает слегка рычать.  Часто не отводит глаз. Что-то зашевелилось во мне. С некоторых пор. Тревожно-настороженное. Однажды среди ночи, наступив на него, испугавшись, жена падает и сильно бьется головой о край кровати. Плачет. Требует убрать котенка. Я и сам рад, но как это сделать.
Возникла мысль отвезти его на другой берег реки и оставить. Конечно, это похоже на убийство. Бродячие псы разорвут его в один момент. Но задумано-сделано. Бумажный пакет, правда, не пригодился. Да и его не было. Почему-то, в последнее время ходим в магазин, где дают только пластиковые пакеты. Довольно крепкие, кстати. Выдерживают путешествие до машины, подъезда, суетливого поиска ключей в карманах и бросания у порога, пока снимаешь обувь, вкушая счастье, точнее, предвкушая удовольствие освобождения от надоевших за день ботинок. Со стертыми косо каблуками, привычных, хорошей кожи английских «Спаркс». Пакет не пригодился. Пригодилась коробка из под обуви. Засунул котенка. Обмотал какой-то веревочкой. Даже не пойму, откуда она взялась. Сиреневая тесемка от какой-то старой обивки. Решительно бросил под заднее сиденье, обтянутое светлой, вонючей псевдокожей. Рычание нетерпеливое двигателя и вот мы несемся по мосту в сторону чадящего на другой стороне реки нашего завода-чудовища. Кормильца нашего города.
Котенок вернулся. Жена открыла. С визгом. Почему я от него не избавился. Я объяснил, что я его бросил на той стороне, и он никак не мог вернуться. Но этот милый и невыносимый комочек уже проносился через коридор из кухни в залу. Попытки его поймать кончились ссорой с женой. Она расплакалась, что я не пытаюсь понять ее, ее страхов, ее предчувствий, обманываю и что я - жесток, и невнимателен, и еще, и еще, и еще. Одним словом она уехала к матери. Вызвав такси и покидав в пляжную сумку неизвестные мне косметички. Кофточки. Трусики и прочее женское неизбежное.
Сижу один и слышу ехидное мурлыканье. Бросаюсь за котенком и чувствую как хватаю его. Поймав его как-то инстинктивно, каким животным резким движением, чувствуя неожиданно его силу. Жилистую. Нетерпеливую. Опасную. В голове судорожно проносятся разные мысли, но остается только одна, о том, что котенок не прост и избавиться от него можно только через его убиение. Как убить? Сжимая его сильнее, страшно, почти душа, начал оглядываться в поисках инструмента для казни. Да, конечно, это казнь. И вдруг неожиданно ловлю в себе неодолимое желание и тут же его выполняю, со всего маху швыряя котенка на стену. Он бьется, шмякается, соскальзывает вниз и вскакивает. И пытается бежать. Но делает это неуклюже. Видно оглушило слегка от удара. Я успеваю его поднять и снова бью о стену, но уже не выпуская из рук, а ожесточенным движением, как будто размазывая его об стену, а потом хватаю за задние лапы. Обвисшие и несопротивляющиеся. И вдруг решительно бью коротким резким ударом головой о стену. Какая-то ярость. Обуревает какая-то уверенность в правоте и праведности творимого. Потом я бью его о стену еще раз. И еще раз. Словно выбивая ковер. Котенок уже как тряпочка, безжизненно обвисает в руке опущенной бессильно вниз. С него стекает какая-то темная жидкая слизь. Она сползает до пола и почему-то превращается в тонко струящийся дымок. Сизовато-фиолетовый. Причем  становясь все гуще и гуще, этот дымок вдруг сгущается настолько, что делается похожим на какое-то существо. С ногами-руками и безглазой головой. Оно, формируясь фактически из ниоткуда, постепенно, вдруг, когда достигает некой уверенной плотности, бросается на меня и начинает обволакивать плечи и спину резко удлинившимися змеевидными руками-отростками. Это было так жутко. Неестественно. Чудовищно. Удушливо. Тошнотворно. Но в этом мороке возникает, приходит четкая мысль, что надо открыть кран над мойкой и направить струю воды на монстра. Удается. Вода с шипением бьется об эту мрачную субстанцию, склизкую и мягкую, из которой состоит монстр и будто выжигает на ней полоски темных сгустков, которые твердеют и падают как кусочки смолы на пол и бьются в осколки о темную половую плитку нашей кухни. Монстр скукоживается, оседает. Его скрюченные, похожие до этого на конечности спрута, руки поражены черными полосами вырванной водой остеклованной ткани и выглядят сплетенными из проволоки. Я хватаю ковшик. У нас, оказывается, на кухне есть ковшик. Эмалированный, большой, допотопный ковшик. С ручкой. Набираю в него воды и выливаю на конструкцию, похожую на изысканные скульптуры Кальдера, в которую превратился монстр. Еще шевелящуюся, издающую невнятное урчание. Несколько брошенных на эту смолистую фигуру ковшиков воды превращают ее в кучку остеклованного щебня. Такой же щебень разбросан по всей кухне. Сероватый. Щербатый. Разных размеров. Немного пористый. Я не сразу услышал звонок в дверь. Но почему то сразу поверил, что это помощь. За дверью давешняя старушка. Она решительно отодвигает меня и проходит в комнату. В руках у нее почему-то тросточка. Впрочем, почему не может быть тросточки у пожилой женщины. Ведь, например, у моей мамы она есть, металлическая, складная. Для походов в магазин. Женщина в сиреневом платье, плотная тяжелая ткань, немного бугристой структуры, какая-то непонятная, да и ткань ли это. Она быстрым движением наводит тросточку на кучку серого щебня и та начинает светиться. К нему стремительно стягиваются со всего пола кусочки разбившейся от падения на пол смолы и тоже негромко светятся. Потом происходит неожиданный хлопок и кучка  с осколками исчезает.
Старушка поворачивается и я скорее слышу собственные мысли, чем вижу, как она говорит. Но голос, что звучит в голове, не мой, сторонний. Он запоминается. Глуховатый, четкий, назидательный, как в первом классе у незабвенной Зинаиды Калистратовны.
«Чтобы противостоять чужому, надо иметь за спиной силу. В одиночку не совладать. На выходе тебя сейчас ждет стая летучих химер, они тебя растерзают. Поэтому предлагаю принять помощь и вступить в наше сообщество. Распознать и победить кошку-оборотня это дар». Это последнее , что услышал, выпадая в забытье.