Костерок
Зимы весёлый костерок
горит, потрескивая хворостом, -
всё беспощадней, всё забористей
сжигая грусть недавних строк.
И пепел - светлая пастель -
смягчает угловатость осени.
Но жалит ледяными осами
лихая мачеха-метель -
бездушна, на язык остра.
Да бог с ней – скоро перебесится.
Смотри: никак, двенадцать месяцев
сидят у зимнего костра?
А самый юный – нелюдим,
хотя на вид – красавчик, неженка.
Должно быть, хрупкие подснежники -
его парафия. Но дым
всё превращает в облака,
картинку делая расплывчатой.
И колокольчик переливчатый
моей весны звенит – пока.
***
Ещё денёк-другой, и... где ты, новизна?
Исчезнешь в небесах подтаявшей финифтью.
Цыганская игла судьбы суровой нитью
проложит новый шов. В шкатулку лет - без дна -
бесследно канет наш пропахший хвоей праздник,
и на сыром ветру уймётся хмель дурной,
а с ним - дымок надежд, несбыточных и разных.
Уставший от гостей, вздохнёт замок дверной.
Легко смахнём с души шаров разбитых крошку.
А был ли праздник? – нет вещдоков и следов.
Но пахнет зимний день мороженой морошкой,
и сердце тайно ждёт крещенских холодов.
***
Смотреть на снег. Вдыхать его
потустороннее молчанье.
Отбросить ворох слов случайных -
все в топку! Кроме одного:
Зима. Зи-ма... Она одна,
сметая всё, что наболело,
по белому выводит белым
невидимые письмена.
И, вырвавшись из тёмных пут,
шестое оживает чувство,
а на душе - светло и пусто,
и кошки белые скребут.
Скрип ветряного колеса
из мерзлоты тысячелетий.
И пугало в рубахе летней
таращит глупые глаза.
Ночь. Замурованы дома
в холодных снежных пирамидах.
Глубокий вдох, протяжный выдох.
И в сердце лёд. Зима. Зи-ма.
***
Калитки всхлипы, шорох, свисты,
шаги как будто...
Собачий вой. Кого нечистый
опять попутал?
Огонь в печи бесёнком рыжим
блажит и пляшет,
и домовой съезжает с крыши
на санках наших,
маячит в окнах, рожи строя,
валяет ваньку.
А мы с тобой - чего нам стоит? -
затопим баньку...
...........................
...И с необузданной отвагой
парашютистов,
окутанные жаркой влагой,
в сугроб пушистый
нырнём... Берёзовых дровишек
дымок весёлый
плывет в ночи всё выше, выше,
дразня посёлок.
И в двух ковшах Медведиц вещих
смеются звезды.
Ах, как пьянит нас - водки хлеще -
морозный воздух.
***
Урок чистописания. Зима
за окнами распахнутой тетрадью.
И взгляд скользит по первозданной глади -
покой для сердца, воля для ума.
Как не бывало ноши на плечах.
И, золотом подсвечивая кровли,
бамбуковая палочка луча
в холодном небе чертит иероглиф.
И ты его, пожалуйста, прочти.
Проступит он, невидимый почти,
на рисовой бумаге тишины.
Мы в эту тишину приглашены
лишь на одно воздушное мгновенье.
И кровь замедлит бег в прохладных венах,
и будет мир загадочен и чист,
покуда с неизбежностью нелепой
на белоснежный непорочный лист
с размаху кляксу оттепель не влепит.
***
Плюс два. Иллюзия весны.
Вокруг посмотришь, взгляд прищурив:
сад в абрикосовом ажуре.
В цвету? Но мы с тобой честны
перед собой. В снегу, конечно.
И этот флёр весенне-нежный –
всего лишь оттепель. Обман.
Легчайший ласковый туман –
лишь кратковременная слабость
природы. Может быть, антракт.
Взмахнёт сосна мохнатой лапой –
и вновь зима. Свободен тракт.
А впереди – метель густая.
Но здесь - бутоны расцветают -
напрасный глупый пустоцвет.
И солнце в небе на просвет.
И смерти - нет.
Пешеходы зимы
Ночной бульвар. Рекламный щит
с оазисом круизов летних.
Мы ждём (а ну-ка подфартит?)
трамвай последний.
А мимо - выводок зимы –
бредёт снеговиков ватага
из полусонной полутьмы
гусиным шагом.
И, зорко вглядываясь вдаль,
блестят их угольные очи.
А ветер закаляет сталь
январской ночи.
Плывут, плывут издалека
потоки разъярённой стужи.
Дрожишь? Ты завяжи пока
кашне потуже.
Промчался «В парк!» и был таков
пустой трамвайчик-Наутилус.
Финита ля: в снеговиков
мы превратились. :)
GreenЯбл, или Закон притяжения классики
А в зимних ямбах – свежесть яблок,
звенящая тугая плоть.
Встречай, дрейфующий арт-паблик,
задорный солнечный кораблик
бодрящей дольки. Расколоть
унынья лёд ему под силу.
О, где нас черти ни носили –
от ноосферы до болот.
Но сколько строки ни насилуй,
а всё же ритм – надёжный плот.
Ах, ямбы… Что вам до верлибров?
Пусть драйва звонкого полёт
пронзает чувственные фибры
строки, как нож – созревший плод.
И дело вовсе не в калибре
тех зёрен смысла, что внутри.
Держи-ка яблоко. Смотри:
в нём сок игрист. Живой мейнстрим.
Да, он ко многому обяжет.
Пусть ямба яблочная тяжесть
на крепкую твою ладонь
антоновской прохладой ляжет.
Ты только суть не проворонь!
Ямб – не для вялых и субтильных,
в нём – тайна силы молодильной.
Проснись! Иначе подзатыльник
по старой дружбе врежу как…
До связи. Ньютон Исаак. )))
***
И вновь туман, печали protege,
в раздумьях мрачных: что бы учинить ещё?
Р-раз! – ластиком стирает ученическим
размытый абрис верхних этажей
высоток дальних. Два. Небрежный взмах -
теряют чёткость контуры прохожих.
Пространство жизни корчится впотьмах
шагреневой, избитой молью кожей.
Три. Чьи-то тени в глубине двора.
Причудилось? Не разобрать сквозь кроны
берёз. Скрипят, объятые синдромом
апатии, качели до утра.
Четыре… Рань прозрачна и пуста.
И рыжий пёс, вышагивая гордо,
в грядущее вытягивает морду,
жизнь начиная с чистого листа.
***
Русь. Февральская тоска
над церквушками...
Проплываем сквозь века
мимо Пушкина.
Швы столетий, шрамы тризн
снегом сглажены.
Просто люди, просто жизнь.
Что он скажет нам?
Отчужденья полоса
индевелая.
Вмёрзла память в небеса -
птица белая.
Дрожь эфира… Тишина
истончённая.
Утекают времена
в речку Чёрную.