1
Налились гроздья винограда
Малиновой зарей.
Шум листьев розового сада
Овеял дом собой.
И раздались с небес простые
Разливы соловья.
На небе теплилась, рыдая,
Зеленая звезда.
В большой семье умылись все
Прозрачною водой,
Что из колодца принесла
С малиновой зарей
Как солнце девушка, она
Чиста как лепесток
Тюльпана белого в саду,
Омытого росой.
Елена, нанеси нам дров,-
Велит хозяйка ей,
И девушка скорей бежит,
Волнуясь как ручей,
К поленнице, что брат сложил,
Ушедший на закат
В поля ржаные ночевать
И слушать соловья.
Огонь резвился как щенок,
В кольце камней, потом
Запахло хлебом и вином,
А в горницу внесло
С весенним ветром звон полей,
И песни удальцов,
Что скот пасут на берегу,
Под сенями отцов.
В углу лампады свет стоит,
Там складень в серебре
Чуть луч дает к окну, а там
Еще горит рассвет.
Больной отец, потом и мать,
А следом ребятня
Садятся в круг поесть, она
Несет отцу вина.
И глаз не сводит с старика,
Любуясь завитком
Седых волос, что льнет к челу
С глубокой бороздой.
А на плечо легла коса, касаяся ковров,
Чистее золота она, воздушнее шелков.
Елена ест, а за окном
Гурьба односельчан
Уж едет в город за холмом,
На радость воробьям.
И с ними он идет, смотря
за изгородь на сад.
Стараясь заглянуть в окно,
Где хлебная коса..
Пустой кувшин да узелок
С изюмом за плечом.
Смеется юный водонос
Над глупым воробьем.
А воробей слетел с арбы,
Чирикнул ей, она
Чуть привстает с ковров,
Лучась у светлого окна.
На миг он видит за окном
Веселое чело,
И забывает, что за ним
Идет арба с вином.
Она хихикнула в ладонь,
Алея как заря.
Он подобрал свой узелок
У вялого осла.
Поднял кувшин, и вновь глядит
За изгородь на сад.
Смеются тучей воробьи,
Осел глядит назад.
Иди же милый, уж, иди,-
Во взгляде у нее..
Мольба, и радость, а еще
Как лист дрожит ладонь.
Поднялась мать, и подошла
К окну, но видит лишь
Толпу да пыль, и воробьев,
Клюющих лопухи.
Нахмурившись, отец сказал:
Опять, Елена, ты
С Романом, этим дураком,
Болтаешь у межи?
Она чуть вздрогнула, она
Склонилася к отцу
И поднесла ему платок,
А с ним - свою слезу.
А за холмом между полей
И полных небом лоз
Дорога в город серебрит
Извилистым ручьем.
Пока идут в пыли арбы,
Он стукает кувшин
И говорит ослу: смотри,
Что видел не сболтни..
И песнь течет над морем лоз,
Без края и конца.
О том, как хорошо вдвоем
Пить небо из ручья.
Как хорошо на руки взять
Плод счастья и добра.
И старость с внукам встречать,
Без края и конца..
Над городом весна в цвету,
В садах прохлада дня.
Столпился водоносов ряд
У белого ручья.
Засыпав сухофруктов горсть
В бездонный океан,
Он ставит на плечо его
И смотрит в облака.
Потом, пройдя над головой
Камней и диких роз,
Он ставит свой кувшин в углу
У церкви за мостом.
И входит в тишину, где свет
Потоком льется вниз,
Потом выходит вновь, а там
Щебечет бойкий стриж.
А город пылью заволок
Отряд из конных слуг,
Что вдаль спешит с депешей, чтоб
вручить ее Царю.
В стакан прольет прохладу волн
Узорчатый кувшин,
И пьет в седле, слегка назад,
Могучий исполин.
И вновь прольет прохлады сон,
Возьмет стакан купец,
Что с рынка в дом к друзьям спешит,
На праздничный обед.
Или старик возьмет испить
Дрожащею рукой.
И пару медяков дает,
Роман качнет рукой.
А на душе весна царит,
А в облаках - глаза,
Твои глаза, Елена, Ты
Как тополь высока.
И неприступна бедняку,
Где старенькая мать
В убогой мазанке сидит,
У жалкого огня.
Под вечер вновь пройдя к мосту,
Он встанет у дверей,
Где тихий свет стоит лампад,
И медленный распев.
А постояв, собравшись в путь,
Да взяв пустой кувшин,
Идет от города назад,
В село своей мечты.
И песнь течет над морем лоз,
Без края и конца.
О том, как хорошо вдвоем
Пить небо из ручья.
2
Есть чудо дивное, когда
В чащобу терпких лоз
Садится солнце, как агат
Средь мириадов звезд.
Она, пробравшись закутком,
На задний двор прошла,
И вновь в его ладонь легла
Как лань, ее рука.
Чтоб пошептаться молодым,
И помечтать о том,
Когда два сердца станут враз
Единым существом.
На два мгновенья ты пришла,-
ей сетует Роман.
Елена! где ты там, скорей!-
Гудит во двор стена.
Но, Рома, как могу, прошу,
Тут надо подождать.
И властно девичья ладонь
Сомкнет его уста.
Он смотрит вслед, она бежит,
Качается коса.
Он молча по лицу смахнет,
Летит в песок слеза.
И до утра не спать опять,
Молиться и бродить.
А на заре пустой кувшин
Уж хнычет: дай попить!
Вот месяц медленно течет
Небесною ладьей.
И вновь налился виноград
Малиновой зарей.
3
Настал чудесный летний день,
От моря веет бриз..
Роман зашел под тень шелков,
И смотрит на рядки
Колец и бус, парчи такой,
Что легче лепестка..
И мило так плывет над всем
Улыбка продавца.
И вышел он, сел на кувшин,
И развернул платок.
Горело солнцем неземным
Искусное кольцо.
На радостях идет, поет,
Прохожие смеются.
А на плече кувшин плывет,
Став невесомей блюдца.
Дай пить,- ему сказала тень,
В ней скалится бродяга.
И пил так долго, что Роман
Залюбовался садом.
Тот сад над стенами висел,
Подобно древней сказке,
С прохладной дебрею маслин,
С верблюдицею пальмы.
Иди-ка прочь!- рявкнул слуга,
Закашлялся бродяга.
Спокойно вытер свой стакан
Роман краём рубахи.
А ты что смотришь, дуралей!
Нашел кому дать пить!
И улыбался водонос,
Уткнув в плечо кувшин.
Ты хочешь пить? Давай налью!
Могу даже бесплатно!
Иди отсюда, ты! Шутник!
А то спущу собаку!
Залаял пес, но изнутри
Кто-то сказал: не надо.
Повеяло из сада снов
Мускусом из кабарги.
Он отошел, сел на кувшин,
И развернул платок.
Горело солнцем неземным
Искусное кольцо.
На радостях идет, поет,
Прохожие смеются.
А на плече кувшин плывет,
Став невесомей блюдца.
Воскресным вечером в селе
У церкви с молодежью
Беседует священник, и
Пьют квас да спит пирожник.
Роман чуть в стороне стоит,
Елена - так, случайно
Встает у правого плеча
И смотрит на песчаник.
Но он, встав к девушке лицом,
Ей протянул платок.
Она зарделась в небеса,
Ей было так легко.
И быстро, оглянувшись, вдруг
Дотронулись уста
До жесткой милого щеки,
Да задержать слегка.
Есть чудо дивное, когда
В чащобу терпких лоз
Садится солнце, как агат
Средь мириадов звезд.
4
Над городом пыль, духота,
В садах прохлада дня.
Столпился водоносов ряд
У белого ручья.
Засыпав сухофруктов горсть
В бездонный океан,
Он ставит на плечо его
И смотрит в облака.
Эй, водонос, иди за мной,-
Услышал он, глядит,
Служанка перед ним в шелку,
С агатом на груди.
На сердце екнуло, зачем
Она зовет его.
Из рукава вдруг золотой
И лег в его ладонь.
Возьми свой золотой назад,-
Нахмурился Роман.
Тебя зовет к себе больной,
Возьми кувшин, мой брат!
Да так бы сразу ты, сестра,
Сказала,- он идет,
А сердце ноет, и назад
Где свет лампад зовет.
Вот сад над стенами висит,
Подобно древней сказке,
С прохладной дебрею маслин,
С верблюдицею пальмы.
За ним остался он один,
Сел на кувшин в тени.
Ходил задумчиво павлин
Да екало в груди.
Сиди, о юноша, молчи,-
Он встал и оглянулся.
Пред ним нарядная стоит
Жена с очельем-солнцем.
Все носишь ты кувшин
И мимо дома ходишь.
Да поишь ты бродяг в пыли,
С коростою бездомных.
Прекрасный юноша, дай мне
Испить твоей воды.
Мне скучно тут одной все быть,
Читать гомеров стих.
Роман: Ну, пей, и я пойду, стакан
Возьми свой, чище.
Она же, кружку взяв его,
Стояла, понурившись.
Он поднял свой кувшин,
Тот был, словно мешок с камнями,
И еле-еле ей налил,
Взгляд в сторону бросая.
И выпив залпом весь стакан,
Она прильнула разом
К Роману, гадом обвилась,
Сгорая страшной жаждой.
Роман, ее толкнув,
Хотел бежать в калитку сада,
Но заперта она была,
И рявкала собака.
Вернись, о юноша! вернись!-
Со властью молвил голос.
Люблю тебя, о мой капиз!
И ты - ответь любовью.
Вот россыпь золотых, смотри,
И вот браслеты, серьги,
Все девушки в твоем селе
Такое не имели!
Но он, метнувшись на стену,
Уже бежал из сада,
И едко хохотала тень,
Да скалился бродяга.
Над городом пыль, духота,
В садах прохлада дня.
Столпился водоносов ряд
У белого ручья.
Роман,- окликнули его,-
Смотри, вот твой кувшин,
А рядом кружка и мешок,
А где гуляешь ты?
Спасибо, братцы,- он пошел
И сел в тени дерев.
И молча крест свой целовал,
Умыв лицо в ручье.
Что делать мне, опять идти
Назад, в пыль с духотой?
Пойду-ка лучше я домой,
Мне так нехорошо!
Уже вдали маячил холм
Над морем винограда.
Когда окликнули его,
И рявкнула собака.
Эй, покажи, что ты несешь!
Потребовали стражи.
И конь тяжелый бьет в плечо,
А сердце обмирает.
На, вот, гляди. Кувшин, мешок,
Да кружка, чтобы пить.
А что в мешке, давай, кажи!
Вываливай в пески.
Он высыпал в песок свой скарб,
И молча поглядел,
Как в россыпях изюма с медью
Мерцал чужой браслет.
5
День за днем текут и замирают,
И отец ее благословил
Походить за матерью Романа,
Поддержать старушку что есть сил.
Многие в селе руками разводили.
Многие затылки теребили.
Оказалось, что Роман был вором,
Их односельчанин - проходимец.
Жулик был Роман, поймали парня
С краденою вещью, и теперь
Он в застенках городских алкает,
Бедолага, хоть бы и не верь!
Да,- сказал отец ее, вздыхая.-
Довела Елена ты его
Красотой своею - до застенка,
Пыточной каморы, а еще
Выдам я тебя теперь соседу,
Парень он хороший, хоть куда.
Говорил тебе я, дочка,
Что тюльпан не пара лопухам.
И она склонилась низко-низко,
И упал в ноги ко отцу.
И затихла, а еще так близко
Чувствовала милого судьбу.
Там, где лучик солнца -
Целый праздник.
Там, где кружечка гнилой воды -
милость,
Где гремят цепями,
Лысые, с углями, палачи.
Мой любимый, я не верю слухам,
Мой любимый, буду ждать тебя,
И прости меня, твою Елену,
Не могу к тебе пробиться я.
Милая, не верь ты слухам.
Что я вор, разбойник и блудник.
Верь, поможет Матерь Божия.
Я вернусь, дождись меня, дождись.
И когда гоняли их на стройки,
За город, бить сваи в рудниках,
Рома! Где ты! - услыхал он голос.
Лена! Вот я! - вздыбилась рука.
Ну пошел собака! - так взметнулась
С плеткою тяжелая рука,
Что согнулись спины, как ошпареные,
Что под локоть спряталсь башка.
А ночами смрадные застенки
превращались в сумрачный тоскливый ад.
Умирал товарищ безответный.
Хохотал бродяга у столба.
И Роман, привстав, смотрел в бойницу,
Где по прежнему жила луна, она
Так же свет свой разливала ровный
Над прохладою Ее села..
Иногда к ним приходили христолюбцы,
Обмывали ноги, и давали пить
Квасу сладкого, прохладненькой водицы,
И рассказывали им про жизнь.
И однажды женщина, согнувшись,
Поглядела снизу на него,
И омыла стопы, и припала
И сказала тихо, глубоко:
Ты, Роман, меня сгубил, страдаю,
Я не меньше твоего.
Что сломала жизнь я парню,
Что распутная, распутная давно.
Если ты сейчас, мой милый,
Согласишься быть со мной хоть час,
Завтра тебя выпустят на волю,
Завтра будешь ты свободен, раб.
Дай омою я тебя слезами.
Дай мне хоть на пядь своей любви.
Будем вместе, ты и я, а после
Хоть на все четыре уходи..
Но молчал Роман, молчанье было долго.
И ушла она, согнувшись, как раба.
На ладони узника тускнелось желтое,
Круг с парением двуглавого орла.
Так проходят месяцы, недели,
И в каменоломнях света нет.
Бьет кирка о камень без конца, без цели.
Натирает язвенная цепь.
Но однажды к ним пришел в пещеры
Старец ветхий, был он как скелет.
А глаза так ласково смотрели.
Словно бы в пещеры пришел день.
И припали узники, страдальцы
Все к ногам его, и целовали руки,
Палачи, рыдая в землю,
Пали сзади, словно сгнившие столбы.
Он утешил много нас, а из его лохмотьев
Крест древесный целовали мы.
Ну а где-то все цветет и дышит
Белою зарею в небеса,
Там, о, там, там девушки и песни,
И ребенка нянчат на руках.
6
Он всю ночь коня постегивал, летел как ветер,
Он остался лишь с одним слугой.
Милой, что приеду на рассвете,
Сделаю подарок я собой.
Что остался невредимый, что вернулся
Я с границы цел и невредим.
Обломалася сельджуков сабля
О молитвы набожной моей земли.
Нас дождило смртью на равнинах
От сельджукских бешенных волков.
Но вернусь я к милой, самой милой
Из тяжелых сумрачных краев.
Защищали мы Константинополь
До последней капли крови, а теперь
На побывку еду я в свой город,
Где родился, вырос, где теперь
Ждет меня жена моя, жар-птица,
В нежном, дедом взращенном, саду.
Перелез он стену, заласкал собаку,
И прокрался в спальню мимо слуг.
И глаза его смотрели исподлобья.
Как посапывает на плече жена,
На плече какого-то смазливого чужого,
На плече какого-то залетного раба.
И, почувствовав, что солнышко проснулось,
Они оба пробудились, первым он
Встретился зрачками со зрачками,
И почуял сумрачное: "Вон.."
А она, прикрывшись одеялом,
Вжала голову, и затряслася вся.
"Хорошо, накрыла ты платком икону,
Старую икону моего отца."
Вынув нож, он подошел к ней скраю
И обрезал волосы, которые боготворил,
Взяв икону, вышел в сад к собаке,
Та поникла низко, до земли
И ласкалась тихо, как цыпленок,
И пищала, била в пыль хвостом.
Так ждала тебя я, мой хозяин!!
Охраняла я твой дом!
От иконы, прислоненной к сердцу,
Стало вдруг так хорошо, и он
Встал, да потрепал собаку по загривку,
И пошел к воротам за конем.
7
Это было рано утром, на рассвете.
Вдруг учтивым стал к нему палач.
Не стегал, отплевываясь потом, плетью.
Не кричал, что сгноит в рудниках.
Вывели его на свет, и, дивно,
Там с коня военный соскочил,
И, встав против него, вдруг тихо
Пал на землю и сказал: прости.
Одарили узника шелками.
Да мешок с монетою в ладонь.
И отправили в селенье мимо города,
Прям под звон родных колоколов.
И одна из девушек вдруг встала
В виноградниках, корзину опустив.
И пошла к дороге, выпить квасу.
Низко голову с косою преклонив.
У него на солнце взгляд сощуренный.
Солнце греет меловый лоскут щеки.
И она, чуть оступившись, слабо так прильнула
К впалой с гранями креста груди.
Ну а пальцы бегали по шее,
И водили по челу, глазам.
У нее в косе уж пряди поседели,
И морщины сеткой плыли по щекам.
Мой любимый, я не верила ведь слухам,
Мой любимый, я теперь твоя.
В первый раз за годы их разлуки
Он опять смотрел на небо, в облака..
Послесловие.
Это было поздним вечером за городом,
Шла от города, откидывая тень,
Женщина в тряпье, с распущенными волосами,
Укрывая их платком как тень.
Словно кто за ней погнался, мстительный,
И она спешила на огни
Древней иноческой обители,
Где спасают души от вражды.
Застучалася она в ворота,
И, рыдая, попросилася войти,
Чтоб не возвращаться больше ей в болото,
Чтоб остаться навсегда внутри.
Ветер в спину бил осенний,
Слезы падали ручьем в песок.
Сестры вынесли похлебки,
Ссыпали ей денег на платок.
И в скиту под утро видел святой старец,
Как на небо по небесному лучу
Взмыла голубицею святая,
посрамляя воющую тьму.
В изумлении пришел в обитель,
Утрудив себя премного на пути.
Сестры все ему обрадовались,
Принесли поесть и дали пить.
А скажите, кто у Вас скончался?
Все ли живы,- старец их спросил.
Да, все живы,- сестры отвечали.-
Милостью Царицы, живы мы.
Нет, но кто почил у вас в обители.-
Старец вновь, волнуяся, спросил.
Удивленно сестры переглядывались,
Скромно схимницы молчали из тени.
А,- одна послушница сказала,-
Умерла под утро ведь как раз
Блудная одна, что к нам стучалась.
Что кормилася вчера у нас.
У дороги мы велели закопать ее.
Мы насыпали над ней могильный холм.
Молча поклонился сестрам старец.
К вечеру вернулся в скит пешком.