Вот я вышла ночью из толщи чужой земли:
в волосах ковыль, на ногах песок, тонкий слог молитв,
на ладонях семь линий, в порезах бёдра, в руках печаль,
и прокушены губы до алой глуби, чтоб не кричать.
Вот я вышла ночью из почвы, шла как во сне:
по сожжённому полю, опавшим веткам, сквозь липкий снег.
Полумесяц колючий глядел из тучи слепящ и дик.
Вместо сердца мёртвые бражники бились в моей груди.
Лёд укрыл лужи стужей – блестящий и тонкий щит.
И я шла, примечая уставших сутулых седых мужчин,
скорбных женщин в платках, телогрейках, сетях морщин.
Каждый третий груз смерти в себе, на плечах тащил.
И они обнимались, рыдали, пускались в пляс,
по степной дали дланям, по снегу, по ковылям.
Они пели о том, как приходит конец войне.
И они меня звали победой, улыбаясь ужасной мне.