Первомай. Повесть. Часть первая

Нестор Иванович
Первое мая -
Эх хорошо!
Выпил немного -
Выпей ышо!
Ты до краёв
Свой стакан
Наливай!
Праздник сегодня
Браток,
Первомай!

Дело это было по весне, аккурат на майские праздники. Вся страна, в едином порыве, сначала ломанулась на демонстрации, а потом на субботники.
   Мне демонстрировать было нечего, а работать за "спасибо" я не любил. Я вообще не любил работать, даже за деньги.
   В общем - взял я липовый больничный, сымитировав простуду,  накупил в магазине консервов, сырков "Дружба", водочки, портвейна для лачка и  решил устроить одиночный заплыв в сторону Северного полюса.
   На второй день заплыва, примерно к обеду, когда утреннее похмелье и сушняк миновали и я снова пребывал в прекрасном расположении духа, случилось страшное:
   Раздался звонок в дверь.
   Я сидел за столом и как раз подносил к губам очередной стакан портвейна.
    Вздрогнул.  Портвейн пролился на грудь и испачкал любимую футболку с олимпийским медвежонком. 
   Нехотя поднявшись я пошёл открывать дверь незваным татарам (или татарину). Проходя мимо зеркала  снова вздрогнул...
В нём отразился медвежонок с красными от портвейна, страшными глазами.
   Открыл дверь.
   За порогом стоял дедушка Мичурин, местный старожил и балагур. В руке у дедушки была авоська с какой-то снедью, завёрнутой в газеты, а под мышкой покоилась бутылка бормотушки.
   Дедушка Мичурин кинул взгляд на мою грудь, вылупил глаза и суетливо перекрестился, выронив бутылку.
   Служба во внутренних войсках научила меня быстро реагировать на подобные явления.Я ловко поймал бутылку. Дед снова перекрестился и выдохнул:
   - Реакция есть - дети будут!
   Пропустив старика в свою холостяцкую берлогу, вручив тапки и проводив на кухню, я первым делом налил себе и деду из своей, початой бутылки.
   - С великим Маем тебя, сынок!
   - Что случилось, дед?
   - Да это... Давай сначала выпьем!?
   Дед покосился на свою, спасённую мной бутылку.
   - А может водочки?
   - А есть?
   - В Греции всё есть.
   - А шо с портвейном делать?
   - Заполируем!
   - Аминь!
   Дед Мичурин вновь истово перекрестился.