Опять летает тополиный пух,
опять кипенье краткое сирени,
и горечью захватывает дух
от совпадений и несовпадений.
В пространстве города, в сплетении путей,
которые сейчас открыты внове,
летят пушинки мимо…Те и те,
но эта, прикоснувшись, остановит.
И не пройдёшь, и не смахнёшь с ресниц,
как сумерек вечерних паутину…
Кружится пух, то падает он вниз,
то вверх взметнётся с шумом лебединым.
Но, утомясь под шумный кавардак,
весна на нежной зелени устало
спит и не знает, и не видит, как
вступает Лето в сонные кварталы.
Что ж, повторится вновь весна и дымка
сирени пряной в скверике у дома.
Не повторится, может, лишь пушинка,
припавшая к ресницам невесомо.
А этот пух, что лёгок и пушист,
что всех с собою увлекал с разбега,
опять метаться будет, чепушить,
пока не ляжет равнодушным снегом.
Так пусть, забыв про будущий мороз,
бушует он в стремлении едином
лететь в глаза, кружиться у волос
и вверх взметаться с шумом лебединым.
1984