Выхожу с собакой из дому, а Петрович из соседнего
Чудо-кошечку выгуливать у подъезда своего.
Пиджачок на нем застиранный, шляпа вида очень среднего.
Дочь с женой на даче греются, здесь оставив одного
Дом блюсти, цветы обхаживать и гулять с их милой кошечкой,
А не то повянет к осени всё, что радовало глаз.
А за лето отдохнут они от усталости немножечко.
И отпустят вновь профессора в универ в любимый класс.
Он товарищ обязательный, хоть и возраста преклонного.
Уж два года, как за семьдесят, а старается, седой.
И, услышав лай заливистый пса, приветствовать всех склонного,
Очень с явным огорчением покачает головой.
Пару месяцев выдерживал, а потом словами скорбными,
Извиняясь за назойливость, вдруг, с волненьем, говорит:
«А скажите, уважаемый, почему-таки подобными
По утрам речами грозными нас Ваш друг благодарит?»
Отвечал со всем почтением: «Пёс армейский, службу знающий.
Для него не поздороваться – непростительный конфуз!
Каждый раз он Вас приветствует, а язык устава лающий
Так доступен и привычен стал для его армейских уст.»
Вы бы видели Петровича: улыбнулся, словно солнышко…
Поклонился выразительно и, убор свой приподняв,
Он походкой дальше двинулся, словно лёгкое судёнышко
Возвращалось в порт приписанный парусами засияв.
И с тех пор на лай заливистый, нас завидев ещё издали,
Он махал своею шляпою и соседям говорил:
«Он здоровается, слышите? Вот ведь умница, Вы видели?»
И с великим удовольствием в жизнь счастливым уходил.