/ почти поэма /
1.
Мастерская институтская,
подиум, мольбертов ряд.
На зачёт портрет с натурщицы
студиозусы творят.
Завершается учение:
мастерства почти пять лет
начинающие гении
набирались в ремесле.
Но в горячих спорах яростных
об искусстве – смысл и цель –
правда, резкая и разная,
провела водораздел.
Братство крови поколения
(огненный военный след)
в непреклонном столкновении
вдребезги – возврата нет.
Время мирное, но в поиске
света истины живой
по живому голос совести
бритвой режет: враг и свой.
Не ремесленник-халтурщик,
не делец и не фирмач,
не копировать ловкач
и не просто конъюнктурщик
с галерейною игрой –
он художник, мой герой.
Сквозь бессонные искания,
жар и стынь, добро и зло,
через образ неприкаянный
постижение пришло…
2.
На исходе цикл; натура
утончённо хороша:
выразительна фактура,
и на вид совсем не дура, –
идеал для типажа.
Полотно давно написано,
но томя́тся ум и дух:
есть портрет, где всё зализано, –
безупречен, ладен, сух.
Мастер-класс, но чарования,
сока жизни всё же нет...
Что ж, прощай, холстина рваная! –
будет и другой портрет.
Не рутиной осторожною
сыт по горло, а бедой –
холст налился бездорожьем и
грозовою синевой.
Так в окопах, в ожидании
боя, в миге тишины
ощущается дыхание
жизни, смерти и войны.
Снова в бой – и взмахом чаячьим
кисть бросается в полёт:
только главное, не частности,
остальное подождёт!
Всё, что думалось, что мучило,
злой бессонницею жгло,
обнажённо неминучею
правдой на холсте легло.
Не приглаженно и ровненько –
щедрой смелостью мазка,
словно встретились два кровника
и не дрогнула рука…
3.
В скучном облике изученном
сквозь привычные черты
страшной выглянула сущностью
грязь – изнанка красоты.
И за маской наработанной,
за фасадом без лица,
срез души увидел подлинный –
серость… мелочность… гнильца.
Ради истины без жалости
вскрыл изнанку киселя:
жить хотела, даже в малости
не платя по векселям.
Счастья отблески – моментами,
на плече – дорожный зной;
под глазами тень отметилась
нездоровой желтизной.
Грязь палитры к грязи жизненной –
ради жирного куска...
А в глазах неизгладимая,
мрачно-серая, глубинная
и голодная тоска.
Не по хлебушку, хоть бледностью
свет на матовом лице –
нет любви, а так хотелось бы...
Нет любви – но много цен.
Молода, но перевидела
всяких разных, всех мастей;
без любви искала идола,
нет любви – вокруг не те.
Было время, юбка в клеточку,
школа, добрые дела.
Только зря красивой ленточкой
мама косу заплела.
Материнскими стараньями
каждый ласкан завиток...
Зря подарен был так рано ей
светлый, в цвет волос, платок…
Годы шли, сметя пожарищем
радость детских именин;
в губы ярко-вызывающе
въелся дёшево кармин.
Чью-то жизнь сжигала попросту,
не ценя ни слёз, ни слов;
и не раз вязанку хвороста
в жар костра бросала вновь.
Нет улыбки той доверчивой,
затвердел лица овал.
Где вы, ямочки беспечные, –
взгляд высокомерным стал:
жёстким, цепким и не тающим
от внезапного тепла...
А на шее жилка, та ещё,
беззащитно пролегла…
4.
Звонок…
Кругом в молчании толпится
весь выпуск…
потрясение на лицах:
незавершённый, но портрет живёт
и смотрит так,
что сердце бьётся птицей,
ломая клетку, мечется, зовёт
лететь…
кричать…
меняться…
Измениться…
5.
Сеанс закончен. Бросила натурщица
с наигранной улыбкой: «Как дела?»
Взглянула, отшатнулась, зло сощурилась…
Потом, забыв одеться, прочь пошла.
Кричал жестокой, обнажённой правдою
портрет, и узнавалось явно в нём
всё, что таила и под маской прятала,
и то, что тлело внутренним огнём.
...Вернётся в тишь квартиры затемнённой,
заплакать бы как в детстве – но никак...
Чего ждала? Портрета Лизы Моны?
Луны тебе начищенный пятак!..
И не понять, нужна ли, не нужна
та правда, что Художник ей поведал:
к душе не прикоснулась тишина,
ни кротости не обрела, ни света…
Что в правде той? – художнику зачёт,
а ей она ножом... от гильотины...
Что красота? – когда судьба сечёт
нещадно и бездушно – до кончины.
И сколько их по глобусу течёт,
лишь пепел оставляя и руины…
2013-2017