Солнце клонилось к закату. Изумительный летний день искрился и переливался всем богатством красок, созданных природой. Мир затихал. Казалось, даже Старый Лес, подкрадывающийся прямо к заборам дач, шумел тише и спокойнее. Он устало охал в предвкушении темноты, которая принесёт ему желанный покой. Уйдут, наконец, эти пронырливые дачники, которые являются ни свет, ни заря, и, громко перекликаясь, пускаются на поиски грибов, ягод и трав.
Старый Лес всегда вздрагивал по утрам от этих криков, и вместо того, чтобы понежиться в предутренней тишине, впадал в недоуменное оцепенение. Но с годами он привык ко всему: и к зимнему безмолвному покою, и к летней многоголосой суете.
Поэтому, покряхтывая и потрескивая сучьями, он начинал-таки просыпаться, и вместе с ним просыпались птицы. Лес любил птиц больше всех прочих своих обитателей. Не любил он только ворон. Они всегда селились на краю леса большими стаями, и малейший спор между двумя воронами всегда перерастал во всеобщую ссору, порой заканчивающуюся серьёзной потасовкой. Гвалт при этом стоял такой, что Старому Лесу хотелось стряхнуть с себя это наглое, орущее племя. Часто он так и делал, и вороны, посыпавшись с деревьев чёрными, взъерошенными комочками, уже через секунду взмывали вверх в полной уверенности в том, что это они сами взлетели потому, что им надоело ссориться.
Но к Старой Вороне у Леса было особое отношение. Она было также стара, как и он сам. Она никогда не ввязывалась в бессмысленные споры своих не в меру темпераментных сородичей, и наблюдала за ними, сидя поодаль с невозмутимым видом настоящего философа. Долгая жизнь сделала её мудрой и терпимой к слабостям других.
По ночам у неё болела ушибленная нога, а сломанное в прошлом году и давно зажившее крыло невыносимо ныло, когда начинались затяжные, холодные дожди. Долгими осенними ночами Старый Лес часто просыпался оттого, что Ворона постанывала во сне от ставшей уже привычной боли.
Лес помнил, как прошлым летом белобрысый мальчишка с самой ближней к лесу дачи запустил в Ворону увесистым камнем за то, что она решила полакомиться созревающей облепихой. Мальчишка оказался метким стрелком. А Ворона, не ожидавшая удара, удивлённо и обиженно вскрикнув, с трудом долетела до Леса и беспомощно свалилась на мягкий голубой мох. Она не понимала, почему люди не хотели с ней поделиться, ведь облепихи было так много, что её хватило бы на всех!?
А Старый Лес всё понимал. За свою долгую жизнь он повидал многих людей и читал их души, как открытую книгу.
В Лесу бывали разные люди. Одни вели себя как хозяева: громко перекрикивались, не понимая, что пугают лесных обитателей, мимоходом сносили головы даже не успевшим вскрикнуть от ужаса красавцам мухоморам, собирали всё до последней ягодки, рвали большие охапки цветов и вскоре выбрасывали эти поникшие букеты, не понимая, почему они так быстро увяли. А цветы медленно умирали на опушке Леса, лишённые своей короткой, но такой прекрасной жизни. После таких людей в лесу оставались догорающие костры, пустые консервные банки и вытоптанная трава.
Таких Людей Лес не любил. Он только с трудом терпел их. Но, когда они особенно ему досаждали, наказывал: прятал от них ягоды и грибы, набрасывал на их лица липкую, мокрую паутину, запутывал тропинки.
Другие люди вели себя тихо и спокойно, понимая, что пришли к Лесу в гости. Они ступали осторожно, ничего не ломали, не рвали без необходимости травы и цветы, срывали только самые спелые и крупные ягоды, аккуратно срезали съедобные грибы. После их ухода Лес оставался таким же чистым, и нетронутые лесные травы также первозданно сверкали на солнце алмазными капельками росы.
Таких людей Старый Лес щедро одаривал ягодами и грибами, открывал им тайны своих растений, наполнял великой жизненной силой. Уходя, они говорили: «Благодарю тебя, Батюшка-Лес за твои щедрые дары!» Глаза Леса щурились в доброй улыбке, и кроны его деревьев приветливо колыхались в ответ, кланяясь уходящим людям.
Старый Лес привык отдавать людям всё, ничего не требуя взамен. Но, когда случалось так, что лесные обитатели приходили или прилетали на дачные участки, чтобы полакомиться чем-нибудь вкусненьким, они получали такой решительный и изощрённый отпор, что им приходилось поспешно укрываться под спасительным покровом Старого Леса, и желание общаться с этими агрессивными двуногими существами пропадало у них надолго. Те, кто оказались недостаточно проворными, долго зализывали раны, искренне недоумевая: «Ну почему люди такие жадные, ведь у них всего так много!»
Старый Лес нежно склонялся над своими обиженными питомцами. Плакать он не умел и глухая, застарелая печаль терзала его усталую душу.
Но время шло, наступал новый день, всходило солнце, заботливо согревая своими живительными лучами Лес и его обитателей…
Лес и Старая Ворона, как всегда, проснулись раньше всех, понимающе посмотрели в глаза друг другу, и оба подумали одно и то же: «Всё не так уж плохо, жизнь продолжается».
Не смотря ни на что, они верили, что наступит время, когда и люди поймут простую истину: всем, что у тебя есть, нужно делиться с другими.