Валя
Когда Валя шла по деревне, невозможно было не остановиться и не оглянуться на этакую красоту. Смуглая кожа, точно бархат, глаза, чёрные сливы, влажные, блестящие губы, копна пышных каштановых волос и косы до пояса… Стройная, высокая, как струна подтянутая. А походка у Вали до того была легка, она не шла – летела.
Росла Валя в бедной семье: отец на фронте погиб в первые дни войны, мать поднимала троих детей одна. Брат подорвался на мине уже в конце войны, а сестричка младшая заболела скарлатиной и умерла в три дня. Слабенькая она была от постоянного недоедания и недосмотра , ведь чаще всего приходилось днями быть дома одной, пока мать и старшая сестра работали в поле, вот не выдюжила, не перенесла болезни.
Вся надежда теперь у Фимы была одна единственная – Валя. Сама Фима, хоть и строга была, любила Валю безмерно. Но судьба у дочери оказалась жестокой.
На всю деревню один был жених, достойный Валиной стати и красоты, это Митька Кухарев. Работал он заведующим сельским магазином, красив был, высок, кудряв, девчата на него заглядывались. Погулять он любил, но жениться не спешил. Всё искал – самую лучшую. Да и Дарья, мать его, жестокая была свекруха: у неё уже двое сыновей старших женились, так она в упор невесток не признавала.
Ни Катерину, Алексея – старшего сына жену, дородную и красивую, из богатой семьи, народившую уже троих внуков, ни Наталью – учительницу местную, грамотную, аккуратную, уже подарившую её сыну Андрею двойню, знать не хотела. А сыновей за непослушание, за то, что не по ней выбрали жён, перетянула плетью и в дом больше не пускала. Злющая была, не сказать даже словом, какая.
Но Митяя, младшего своего, любила больше всех, и хвалилась у колодца, что жену ему выберет сама, и самую лучшую, красавицу, работящую и послушную, на зависть всем, так и сказывала.
И надо же было: Митяй полюбил Валю. Полюбил пылко и страстно. Ночи и дни думал о ней, а она ходила мимо, гордо голову подняв, словно не видела его. И так и эдак, Митяй своего всё же добился. Подарки: цветы, духи, бусы привёз из города – настоящие кораллы, а они на Валиной шейке так заиграли, такая Валентина стала в них волшебно – красивая, что глаз не отвести.
И вспыхнуло в ответ Валино сердечко. Отозвалось. Загорелось. Полетела её душенька на свет яркой любви своей пташечкой бесстрашной. Крылья расправились, расцвела Валентина ещё краше, стройнее стала, всё у неё спорится , целый день в труде, на поле, на огороде, а вечером – жаркие свидания с Митяем.
Ох, уж эти вечера в мае, когда теплынь кругом, соловьи заливаются, душа вместе с ними к облакам просится. Ох, закаты и рассветы на берегу речки Чаянки у березовой рощи. Летели , как летний ветер жаркие, дни и ночи… И стало уже понятно: быть свадьбе. Валя призналась Митяю, что ждёт от него дитя.
Митяй на колени пал перед матерью: жени. Люблю, не могу. Но, Дарья так разгневалась, что и Митьку, любимца своего не пожалела. Прокляну – сказала. И точка.
Узнала про всё и Фима. Сознание потеряла от горя, знала же Дарью и её норов крутой. Что делать. Позора на всю деревню ей только не хватало, мало ей было горя. А теперь – Валюша, единственный свет в окне, сердынько её, куда деваться? Скоро же видно всё будет. Схватила Валю за косы, обезумев, что ж ты, девка, наделала? Повела к Митяю. Мол, никуда не денется. Любит ведь, пусть берёт девку в жены, не позорит. Да и дитё ж не должно страдать. Оно при чём?
Через деревню шли, Валя в слёзы. Плачет, просит мать: пощади, не веди меня, я же человек, за что такая мне доля, за что ведешь, как теленка в загон, зачем гордости не имеешь, мама?! Но Фима была неумолима, разум потеряла совсем от горя. Это же в деревне такой был позор – в девках дитя нагулять. Что за обычай такой, жестокий и древний? Какой позор? Радоваться надо было, что появится на свет новая жизнь, дитя это же подарок Божий. Ан , нет…
Зато, может и повымирали деревни, что частенько жестки были законы нравственности, перегибали, ох, перегибали… Валька Фимкина – много лет потом это имя нарицательным было, гулящая, мол.
Ну, Дарья, конечно, уже всё знала: Фима идёт, невесту ведёт. Митяя – в сарай. Тот уж и молил, и просил, руки на себя было наложил, да спасли, откачали…
А Валю Дарья за это ещё жесточе встретила. Руки в бок, и понесла, не щадя, распаляясь от гнева, бранилась на чём свет стоит:
-Сучка! Шалава! Голодранка! Вон отсель. Митяя тебе век не видать.
Валя пыталась Митяя позвать, да кому было кричать то: Митяй лежал без памяти, самого едва откачали.
Раненько-рано назавтра кралась огородами Валентина с узелочком, в который уложила свои нехитрые пожитки, по краю, тропочкой, да в соседнее село, слава Богу, председатель колхоза, Иван Антонович, добрейший был человек, справил ей документы. И уехала Валя куда глаза глядят... В белый свет, как в копейку, одна – одинешенька со своим горем.
……………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
Прошли годы. Деревни той давно уже не стало. Но приезжают на Спас люди из разных городов и весей на могилки к родным на своё деревенское кладбище. Дома , где целые, а где полуразрушенные, заросли ивняком и лопухами. Крыши целы, окна тоже, а полы взломаны, в домах яблони повырастали из семечек, упавших, видимо, когда-то через пол, в подпол, и яблони, а где и груши дикие – вымахали высоченные, проломав и пол, и потолок и саму крышу…
Мы тоже приехали на Спас, едва нашли дорогу, так заросло всё… Горько смотреть, как словно джунгли наступают живые деревья и трава на прошлое, поглощая деревни, дороги, погосты.
Смотрим, у соседнего дома машина остановилась. Новая. Жигули самой последней модели. Из неё вышла женщина: стройная, красавица, волосы пышные каштановые по пояс, с нею муж, высокий, статный и двое деток: мальчик и девочка. Оба с глазами, как сливы – черными, блестящими, побежали к дому. А там – ракита растёт через крышу… И – никого. Слышим: заплакала женщина, запричитала. – Мама, мамочка моя, - плачет и приговаривает. Подошли , поздоровались. А это – Валя.
-Ох, узнала я Вас! – кинулась ко мне Валентина, – как же я рада , что встретились.
Поговорили мы с ней о жизни, наобнимались, наплакались. Живёт она хорошо. Попала в хорошую семью: сначала в няньки, потом поступила в медицинский техникум, а после и в институт. Работает врачом в ведущей клинике в Серпухове. Муж – главный врач этой клиники, Валя защитила докторскую, занимается новыми методами лечения зрения.
Старший сын – Митяя, живёт в Англии, учится в Оксфордском университете. И вот двойняшки родились: « На радость нам с мужем», – улыбаясь сказала Валя.
– А как же Митяй?
– Да умер он. Болел долго, зачах совсем, долго не прожил после того… За ним и Дарья убралась, да помилует их Господь….
– А вы напишите про нас, - попросила Валя на прощание. Может, получится, стихотворение?
Дня через три я отправила Валентине стихотворение.
В А Л Я
Деревенская быль
Были у Вали глаза, как две чёрные сливы,
Стройная, ловкая, с песней в труде целый день,
Все оттого, что была всех на свете счастливей:
Митька – красавец за нею ходил, словно тень.
Тёмные ночи накрыли их сладкие встречи…
Только не спрятаться: скоро ей матерью стать.
Через деревню, как через палящую сечу,
Валю за косы вела, обезумевши, мать
В дом, где свекровь уж такая характером ведьма –
Прочь за любовь непокорных гнала сыновей.
Двое уехали, «благословленные» плетью,
Так и живут: ни ногою до хаты своей.
Валины слезы сжигали траву по дороге,
Только молилась: «Любимый, в обиду не дай!»
Но разъяренная Дарья и дальше порога
Их не пустила, а сына замкнула в сарай.
Вынули Митьку из петли, водой отливали,
Ну, оклемался, очнулся, остался живой…
А, с узелочком, задворками, крадучись, Валя
Горе свое понесла в белый свет за собой.
Годы прошли, вымирает и гаснет деревня.
Холостякует, с тех пор заболевший Митяй.
Вот не суровость обычаев диких издревле,
Жили б да жили! Ведь Богом давалось дитя…
…………………………………………………………………………
Как-то, на Спаса, приехала Валя, на «Ниве»,
Дом развалился: ракита растёт через крышу…
С Валей – двойняшки, с глазами, как чёрные сливы,
Муж, на Митяя похож, только ростом повыше!