На заре... бреда

 
На заре твоего тумана
я играл, не считая слов,
пока умысел без обмана
не освобождал меня от оков.

Он так плавно лелеял душу,
поднимался внутри аппетит,
так хотелось его мне послушать-
и он мне налегке говорит:

"На дорогах становится тише,
на поверхность вздымается пыль,
если будешь смотреть ты повыше,
то увидишь, как цветет ковыль;

как рождаются в песне куплеты,
как бежит по листу строка,
как нам всем уцелеть от диеты,
как сорочка ночная тонка."

Я не мог ничего запомнить,
тусклый свет проникал в окно,
он хотел свое дело исполнить,
но на кухне было очень темно.

И выключатель, как на зло, не включался,
он пробит был гвоздем насквозь,
его прибили, чтобы не отрывался,
и чтоб по центру держал свою ось.

Он держал, и уж очень старался
не расстроить никого вокруг,
и был счастлив, кто к нему прикасался,
и не мог оторвать от него своих рук.

Годы шли, ну  а руки немели,
и никто из людей их убирать не хотел,
все хотели часами валяться в постели,
только он лишь на них беспристрастно смотрел.

Он заглядывал прямо в их души,
так, что волосы дыбом вставали порой,
и от взгляда такого хотелось всем кушать
пригорелые сверху бутерброды с икрой.

Содрогаясь немного до жути,
запивая  коньяк  коньяком,
аккуратно, не выплескав ртути,
градусник я доставал из-под мышки тайком.

Для того, чтоб никто не увидел,
как по миру несется благая весть,
я не экстрасенс, но я это предвидел-
столбик красным кричал: "Тридцать шесть тут и шесть!"