Может быть.
Солдату ВСУ.
***
Может быть, вас всех кто-нибудь и простит потом,
Матери отмолят слёзно в церкви ваш общий грех,
Но когда по вашей наводке взрывается чей-то дом,
Но когда череп детский звонко лопается, как орех...
...Что-то в мире чудес ломается, все дороги -- в тупик,
И за головы вдруг хватаются ангелы всех мастей,
Смысл вселенский искрит, замыкается на себе, тупит
От улыбчивых, пахнущих тошно-гнилостно новостей.
Может быть, вас всех помянут потом, будет хлеб, вино,
Будут плакать, искренне не понимая - за что сынков?
Только чей-то батя, почти пацан, стал совсем седой,
Доставая ботиночки дочи любимой из кучи дров.
Может быть... А пока в роддом вы целитесь - на убой,
И девчонки, свои животы прикрывая, рыдают мольбы,
И медсестры больных закрывают матрасами.... или собой,
Не надейтесь - уже не будет у вас какой-то другой судьбы.
Для пришедших с единственной целью - уничтожить "иных",
Осознание правды осколком однажды вопьётся в мозг,
Пулей в сердце, страхом по тонким венам, берцем под дых:
Жизнь твоя теперь - всего лишь тающей свечки церковной воск.
Забудется?..
Забудется и сгладится, отстроится,
И зацветёт венком зелёным Троица.
Родятся малыши – Арсены, Поли, Киры.
А кто-то в тёпло-плюшевом мирке квартиры
Уже не вздрогнет у картинки-монитора
И не почувствует иголочки укора
От вида тел, развалин, свежей крови, дыма.
Приестся всё вконец, и чьё-то горе – мимо.
Листая новости, жуя эклеры, суши,
Не вздрогнут люди оттого, что где-то суша
Рванёт вдруг страшно под ногами пацанёнка.
И этот взгляд его – больного оленёнка
Уже не будет ранить так смертельно. Хватит!
Войнушка ваша надоела, дайте "пати"...
А где-то будет белый снег, и крыши голы,
И одинокий, выживший бродяга-голубь,
Коты и люди, слёзы и любовь. И вера.
И солнце, тихо спящее в ладонях сквера.
Отстроится и зацветёт, и не забудется
Весна вишнёвая на яблоневой улице.
Пожалуйста, мальчики...
Всем ребятам,
защищающим мой Донбасс,
посвящаю.
***
"...Ах, война, что ж ты сделала, подлая:
стали тихими наши дворы,
наши мальчики головы подняли -
повзрослели они до поры,
на пороге едва помаячили
и ушли, за солдатом - солдат...
До свидания, мальчики!
Мальчики,
постарайтесь вернуться назад."
Булат Окуджава.
***
Небо затянуто наглухо в камуфляж, но нараспашку душа.
В тихий омут нырнуть или рвануть чеку - только тебе решать.
Взглянешь с прищуром в облака - там след от ненужных слов -
И промолчишь остальные, ты и без них - молча - на всё готов.
На сильной ладони твоей тоненькой линией жизни - она,
Та, что дышит с тобою в такт всегда, пусть ещё не жена.
Крепко в руке зажата судьба её и города, и страны.
И автомат не в тягость, и пыль дорог, когда рядом твои пацаны.
Перед глазами - разодранный в хлам розовый детский медведь
На развалинах дома, но был приказ от ребятни - не реветь!
Зубы сцепив, намотав на кулак слабость, сомнения, боль -
Шаг вперёд и ни шагу назад, как деды тогда... Ты позволь
Небу подставить тебе плечо, мамам не запрещай молитв,
Вот тогда вы с друзьями в родной степи встанете, как монолит.
...Мы подождём, мы дождёмся, и будут упрямо сухими глаза,
Только, пожалуйста, мальчики...возвращайтесь живыми назад.
Сентябрь. Начало. Тишина
А в синие его глаза упало небо...
Он улыбнулся.
Ещё так жарко, ещё так непонятно...
А степь рыжела, будто мягкий добродушный пёс
у ног таких же буро-рыжих маленьких деревьев.
И тишина...
И слышно, как пощёлкивали крылья у стрекоз,
и паутинка сорвалась в далёкие края -
а долетит ли?..
И небо ясное, пустое -
без птиц и облаков, и дыма.
И тишина...
А где-то впереди слепящие и муторные блики -
у снайпера прицел или бинокль разведчика.
Тревожно вздрагивала дурочка-осина...
И растирая в пальцах лист сухой,
Спиной почувствовал, как дышит Город, там, за ним:
ворчит на дедушку бабуля,
мальцы в футбол гоняют во дворе,
сопит усердно над уроками девчонка,
целуются бесстыдно парочки в саду,
орут в роддоме мамочки, младенцы...
Листочек - в пыль, рука покрепче - автомат.
И что ж тут непонятного - жара и Город,
Родное там, в родном...
Он улыбнулся,
и в синие его глаза влюбилось небо.
Троица
Теперь Он не простит – Он видел (и тускнели образа),
Как, брызнувшую кровь скрывая, наливались алым вишни,
Как просто и немыслимо среди живых вдруг стала лишней
Девчушка Поля с тихим и наивным «мамочка!» в глазах.
И вместо слёз – синее синего, и белым – облака,
И купола в огне, и пепел на пахучих травах. Свято –
Свеча в руке дрожащей, вера. Сердце – в боль измято,
Изодрано и сожжено, как улицы родного городка,
Которые так по-собачьи преданно хотят сберечь,
Прикрыть обрубками ветвей свой люд (« Не трожь! Они живые!»),
Спасти от солнцепёка и снарядов марлечкой листвы. И...
...так тихо плачет на иконах Мать, увидев новый смерч,
И чистая душа девчоночья собой и небом прикрывает землю...
Синее-синее
Превысокое, вечное, синее!
Я прошу тебя, ты прости меня –
Не умею молиться правильно,
И живу ведь не так уж праведно,
Не прощаю я людям многое.
Недоверчива, недотрога я.
Научи, чтоб как ты – с лёгкостью
Распахнуть себя да над пропастью
Злобы ненависти и отчаянья.
Научи разглядеть нечаянно –
Вот опять с колоколенки тихий звон
Заглушает вой «градов» да бабий стон,
Вот девчата на Троицу – благодать!
И в зрачках пепла-страха – нет, не видать.
...Синим-синим закрашено чёрно-дымное там, в душе.
И не страшно стоять под наивно распахнутым нам уже.
Купола не взрываются, храмы не рушатся, не горят,
А взлетают на синее стайкой маленьких голубят.
Из письма Деду Морозу
...А потом пусть, Дедуля, наступит волшебное, яркое лето.
И будут бабочки белого, жёлтого, синего цвета.
Клубника созреет большая, как красные яблоки.
И дни пусть не мокро-дождливыми будут, а жаркими.
И леденцы я хочу кисло-сладенькие на палочке
Для брата и папы, ну, и, конечно, для миленькой мамочки.
И море...такое...не знаю...я раньше его не видала.
Там, говорят, большие волшебные чайки живут у причала,
Тепло там и весело, солнце, дельфины, качели и пляжи...
Я очень на море хочу! По секрету –
Мне мамочка шляпку уже приготовила даже.
Для брата там что-то новейшее (не понимаю) в планшете,
Для мамы модное платье по выкройке очень красивых журналов пошейте.
Для папы – рыбалку и красную супермашину из суперметалла.
...И пусть не бабахают больше, а то я бояться устала...
Такое письмо Деду Морозу вполне могла придумать малышка Соня (одна из многих и многих малышек) моего города.
Но она, её брат, мама и папа погибли при обстреле
14 ноября.
Теперь вот к ним добавилась 9 летняя Карина, которая уж точно успела загадать новогодние желания...
И я почему то думаю, что тот, Самый Главный Дед Мороз такие вот желания исполняет самыми первыми.
Так что море, дельфины, леденцы на палочке и праздничная тишина без "бабахов" скоро сбудутся у всех у нас – уж очень ребятня всего этого хотела...
Крепость
Моей Горловке.
******************
Скручены наспех в тугие канаты нервы.
Город мой сильный, может, ты и не первый
Из крепостей, в которые бьются волны
Ненависти, злобы тёмной, но трюмы полны
Взрывоопасной смесью у тех, кто хочет
На абордаж нашу веру - и днём, и ночью.
Бьются, хохочут, орут и не знают сами -
Город - скала, накрепко сросшийся с нами.
Может, ты и не первый, таких немало,
Только для горожан своих ты теперь - начало
Судеб, любви, победы, нового океана.
Штиля враги хотели? - Прячьтесь от урагана!
Жизнь наизнанку, вспороты наши степи
Ржавым ножом войны, громыхают цепи
Взорванных старых историй о диком поле.
Но бьётся в груди городской и чует волю
Сердце моё и твоё, а значит, так есть и будет -
Крепость стоит, и крепнут в ней наши люди.
Мама, я останусь...
Всем медикам Донбасса, оставшимся рядом с нами.
Всем, кто нашёл в себе силы вернуться.
Всем, кто приехал к нам - помогать.
Всем-всем-всем медикам на свете посвящаю.
*********************
Мама я здесь останусь,
Да, знаю - страшно,
Знаю, стреляют мама...
А помнишь Сашку?
Да, в ополчении, ранен, зашили,
Жить будет долго.
Помню зрачки его, вечности шире,
Помню, как выл он волком...
...Вчера от осколков спасали деда -
Почти девяносто, рыдал, как ребёнок:
"Дом разбомбили... Кого я предал?
За что? Ведь я на Донбассе с пелёнок".
Пацан, лет десять, теперь безногий,
Держался, не плакал, переживая
За друга из Львова, мальчишку Гогу:
"Меня - из завалов, его - трамваем..."
А руки мои скальпель сжимают,
Как будто оружие, будто смогу я
За тех ребят...что теперь оживают
В родительских снах лишь, за жизнь другую,
За тех, кто город ( там мамы и сёстры,
И дети...) удержат, верь мне, как смогут,
От сдачи полкам зверья жуткопёстрым.
Сжимаю скальпель, смотрю на дорогу...
Нет, не уеду, ма, пойми ты!
Дождаться хочу очень
Тихого ливня, мирного лета,
Новорождённых осени...
Пианист
Нашим ребятам той и этой войны посвящаю.
..............................................
В прифронтовом лесу - и вдруг! - такая тишина,
Что даже слышно - жизнь листает годы, дни, часы
И замирает... На передовой скулит война,
А здесь всё кажется уже по-мирному простым.
Уткнувшись в мох зелёный, в запах прелых трав,
Лежал и думал : "Надо же... Ведь музыка везде!"
И вспоминал небесность нот, созвучие октав,
И сочинял мелодию простуженной звезде.
А рядом остывали (не проснуться им) друзья,
С брусникой вперемешку кровь, с черникой - боль.
Туман отчаянья перед глазами, будто яд :
"Ну неужели это всё - за что? за что?? - с тобой?"
Но в перебитых пальцах всё жила тоска сонат,
А в застывающих зрачках мерцал живой рассвет.
И в выдохе последнем : " Пацаны...не виноват...
Я не успел за вами...я в атаку...смерти нет..."
И плакал в черноте небес Вивальди, Бах молчал,
Сжимал смычок до хруста Моцарт, и в глухом лесу
Звучанье черно-белых клавиш плавилось в печаль.
Он, затихая, знал - и Родину, и Музыку спасут.
...А на передовой, где артиллерия, дым и огонь,
И грохот, и звериный вой, ребята жгли врага.
Над ними музыка парила и оберегала : " Смерть, не тронь!"
Молила небеса за них - чиста и вечна, и строга.
Послушай..
Стволами пушек да танков зло ощетинилась голая степь,
Искавший солнце в скелетах деревьев вечер чуть не ослеп.
Дрожат в ожидании боя рты реактивных систем,
И в зуде предминомётном мир слетает с катушек совсем.
...А в городе малышня сочиняет предновогодние сны
И письма Деду Морозу, где про подарки, что очень нужны
И маме, и папе, и братьям, сестрёнкам, соседям, друзьям,
И просьбы ... про то, чтоб сбылось всё, что можно, и всё, что нельзя.
А списки у них многоцветные, вот только пункт номер "один"
У всех одинаков - почерком разным про мир на все грядущие дни...
Послушай, вот ты, что управляешь войной на той стороне степи,
Может, всё же не дашь псам железным своим сорваться с цепи?
Ведь это так просто, проще правил и истин самых простых -
Сменить на шапку Мороза каску и вдруг исполнить чьи-то мечты,
Очнуться от бреда чужих идей, умерить бешеных свор прыть
И вдруг увидеть мой город не вражеским ...просто - мечтающим жить :
"Гляди - сосна распушилась и ожила под утренним солнцем в снегу,
Подарки под ней... и ребятня их дождётся...и я...не убить их...
МОГУ!"
Сны моего города
Чуть постанывая город мой измученный вмерзает в ночь.
Снятся городу усталому цветные радостные сны :
У кого-то в рифму к счастью родилась лапуля-дочь,
У кого-то сбывшейся мечтой – крепыш зеленоглазый сын.
И стоит на светлых улицах и площадях такой гвалт!
Детворы отпочковалось по весне – ох уж...резвится жизнь.
Солнцу молодому-раннему орут :"Да ты куда? Фальстарт!"
А ему плевать, так светит, так искрит – ох, мамочка, держись!
Разомлели беспородные хвостатые в его руках,
А крылатые пытаются измерить неба глубину.
И сирень, и яблоневый ветер ...будут явью, а пока
Досмотреть бы городу пока ну хоть во сне его весну.
А пока молчит в снегах полуживых разруха и тоска,
Ребятня глядит испуганно – а вдруг опять тот страшный "бах"?
Но летит искристой и легчайшей снежной правдой у виска
Белое и чистое. Мы всё же выжили. Крыла легчайший взмах
Горлицы, ко мне присевшей на балкон "за жизнь" поговорить,
Успокоит.Будет и её птенцам надеждой синева.
И сошьёт разорванные судьбы наши бабушкина нить,
Вырастет на пепелищах сёл пустых зелёная трава.
Город мой оттает по весне. Оттаем бодро вместе с ним
Мы – уставшие, но сильные, прозревшие вот как-то вдруг...
Сквозь надтреснутое стёклышко его души совсем другим
Ясно почему-то видится теперь житьё: кто – так...кто – Друг.