ПОПЫТКА АВТОПОРТРЕТА – 2
Баловень, стоик, дитя –
в разных бывал ипостасях,
был и занудой, шутя,
но не ваньком и не васей.
Полублатной, полубог,
клин, выбивающий клином,
знаю, стать полным бы мог,
да обожал середину.
Крайностей – ох! – не терпел,
был (хоть в толпе!) одиночкой,
ставил корявое «Well»
над приглянувшейся строчкой.
Неоднозначен мой путь,
были штрихи – хоть на рею! –
но предавать – это суть! –
тех, с кем дружу – не умею!
Шлёпал, как штамп, – БСК*,
множа врагов своих списки,
если снедала тоска
от графоманских «изысков».
Был ли поэтом, иль нет –
лучше смолчу для порядку,
но по ночам лунный свет
падал на стол и тетрадку.
Город свой нежно любил,
свято гордился, что местный,
всем этим только и был
я интересен, коль честно…
* БСК – Бред Сивой Кобылы!
СЛАВУ ИМ И МЫ ВОСПЕЛИ!
Толку-то, что нежным югом
я взращён кругом,
если предан лучшим другом
и пригрет врагом?
Аю-Даг грозится лапой,
мчится шквал, звеня;
обкатала тихой сапой
сука-жизнь меня.
Крах зажравшихся империй,
мрачный свет зари:
славу им и мы воспели,
что ни говори.
Генуэзскую руину
сносит сель на риф.
Пел слепой Гомер былину,
посчитали – миф.
Выплывает, как трирема,
облако чуть свет;
до сих пор пути дилемма
не исчезла, нет.
Хорошо, тогда – триера,
ведь одна их суть,
и не иссякает вера
в справедливый путь.
Только, где он, справедливый,
вдаль бежит, пыля?
На плато колышет гриву
ветер ковыля.
Крым – разменная монета.
Видно, неспроста
снова тень от минарета
в тень легла креста.
И двуострым ятаганом
месяц молодой
выплывает из тумана
над большой водой…