Несуразно, натруженно жил
и натягивал смерти жилу
и над музыкой слов ворожил
и делалось всё немило.
И чем дальше, тем немилей.
Ещё мучил женщину, кажется сестру, любовью
и бесчинством чувств лип как клей,
и бормотал с ней ангельской мовью.
А потом тоска забрела
со скошенным набок глазом,
плоская как камбала,
и задавила разом,
и оловянным тазом тупо гудела,
тазом для промыванья желудка.
От кокаина побудка,
когда всё белей мела.
Двадцать с небольшим протянул,
а наворотил на двести.
Вовремя ты уснул,
выставил ржавый крестик.
Всё одно, музыка не терпит долгих бдений.
Любит чтоб быстро.
А я, поздний плод больных поколений,
подошёл на пушечный выстрел
той далёкой войны,
на которой ты служил офицером,
из ещё не бывшей тогда страны,
названной потом РСФСРом,
и специально захватил шляпу,
котелок по тогдашней моде,
чтоб снять и пожать твою медвежью лапу
и поговорить о погоде.