В едкой пыли городской шел он по проспекту,
Избегая взгляды посторонних по пути.
Он упрямо шел в свою церковь или секту,
Чтобы "Богу в жертву" свои деньги принести.
Братья с сестрами поют, прославляют Бога,
Пастор безустанно отпускает всем грехи.
В дверь вошел он и стоит, мнется у порога -
В божий храм нельзя входить в ботинках без бахил.
Служба кончилась и паства стала расходиться,
Проповедью странной завербована, как раб.
Чтобы так завлечь людей надо потрудиться
И не выпускать рабов из цепких сильных лап.
Он отправился домой мимо павильонов,
Мимо магазинов, ресторанов и машин,
Мимо режущих глаза мигающих неонов
Мимо грешных женщин, их детей и злых мужчин.
Наконец добрался он до своей берлоги
И, усевшись под окном в комнате пустой,
Стал читать церковные книжицы о Боге,
Чтобы снизошел к нему в квартиру дух святой.
Под воздействием тех книг, словно под морфином,
Он одел свой грязный плащ и вышел в темный двор.
Избегая взгляд людей и автомашины
Стал он пробираться к лесу скрытно, словно вор.
Под луной на кладбище тихо и спокойно,
И молиться проще в этой полной тишине.
Томная прохлада, лес, терпкий запах хвойный...
По могилам бродит он, словно в страшном сне.
В зарослях плюща найдя старую табличку
Он принес ее домой, открыл на кухне газ,
Подождал часок-другой и чиркнул спичкой,
Нарочито приближая страшный смертный час...