Они прилетали и ели из рук.
И птиц не страшил крик соседки Евдохи.
Потом, совершив, над деревьями круг,
Спускались доесть зачерствевшие крохи.
Забыты и дом, и соседи-давно.
Их серые лица я вспомню едва ли,
Но в памяти цепко осталось окно,
Где голуби другом меня признавали.