Отъезд Ибрагима из Парижа - часть 5

Вимакс
Кортеж посольский приближался,
Кареты пред порогом встали,
А Ибрагим уже собрался,
Не долго все арапа ждали.

Корсаков, друг, ему помог,
Слуга его поклажу вяжет,
Полон вещей его задок,
Хотелось взять бы- всё так важно!

Тулуп накинул, вышел он,
Поворотясь, перекрестился,
Окинул взглядом всех кругом,
С Парижем мысленно простился.

Лошадки устремились в путь
Им на Восток с Европы ехать.
Недели две давила грусть,
Молчал, в окне мелькали вехи.

Попутчики его пытали,
Слова уместно подбирали,
Вопросами позасыпали,
Но, видя грусть его, отстали.

Молчал он день, неделю,- больше,
Сидел сомнамбулой в углу,
Ничто не трогало,- с обочин
Махали дети поутру,

Сменялся говор на немецкий,
На польский и литовский. Он
Не различал, вроде,- мертвецки
Как будто пьян, речи лишён.

Семнадцать дней лишь ест да пьёт...
Въезжали в Красное село,
В корчму вошли,- встречает Пётр-
Два дня их ждать здесь привелось.

Посольских выслушал,- к карете.
"А с вами что-ли мой Абрам?"
"Конечно! Здесь, в карете этой,
Смурной, дремал по всем мирам".

Абрам явился, поклонился.
"Я рад тебе, крестник сердешный!"
Пётр обнял и перекрестил.
"Дел ворох тебе бесконечный

Я приготовил, так и быть,
Скучать не дам, сразу в дорогу!
Нам нужно много обсудить,
Садись со мной,"- арап расстроган,-

Такой приём! Пётр говорил
О планах всех переустройства,
Арапа замыслом своим
Он заразил до беспокойства.

Попутно стройки показал:
Каналы и плотины твёрды,
Суда в Неве ветер качал,
И флаги реяли тут гордо.

Наутро Пётр принял Абрама,
Жене представил, Катерине,
Напомнила дочкам их мама,
Какой арап был для них милый. 

В обед позвал его царь Пётр,
Средь приближённых ревновали.
Косились, чувствовали, что
Не им дела предпочитали.

Пётр объявил своим решенье:
Он роты бомбардирской стал
Согласно ранга с повышеньем-
Преображенский капитан.

Надменный Меньшиков пожал
Абраму мужественно руку,
И Рагузинский рядом встал,-
Была тому дружба порукой.

Придворные ласкать пытались
Арапа,- нового любимца,
Его как  равного старались
В дом приглашать близкие лица.

И Шереметев вопрошал,
И Головин позвал обедать,
И постепенно оживал,
Коль интересная беседа.

Графиня D с ума не шла,
Не удалить воспоминаний,
Слезу, унынье представлял,
Ужасное негодованье.

С Парижа прибыл Корсаков.
Письмо её привёз.
Наедине раскрыл его,
Растрогался до слёз:

Упрёки в недоверии,
Любви все уверенья
Ему вернули веру,
Надежду в настроении.

Но встреча с Корсаковым
Вернула прежний сплин.
"Графиня? — Вся раскована,
Любовник есть один..."

Предвидел Ибрагим
Такое измененье,
Письмо её всё с ним,
С слезами облегченье...

В работу в ассамблее
Пустился, очертя
Главу свою. Всё злее
Решал назло чертям.